Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Цветаева вряд ли могла воспитать из Мура гурмана и гедониста. Зато Сергей Яковлевич был, кажется, не совсем равнодушен к еде. Именно он угощал Мура мясом по-бургундски в коммунистическом ресторанчике “Famille Nouvelle”. 451Говядина, тушенная в красном вине с овощами и специями, – совсем неплохо! Не любивший французов и Францию, Сергей Яковлевич незаметно для себя знакомил сына с очарованием французской кухни, с ресторанчиками и кафе. Не забудем и устриц, которых Мур с Цветаевой запивали розовым вином.

Как видим, вопреки воспоминаниям Ариадны Эфрон, в Париже их семья питалась далеко не одними котлетами из конины с хлебом и мелкой картошкой с рынка. К тому же Муру всегда доставались лучшие куски, так уж было принято в семье. В 1940-м в Москве он вел себя еще как избалованный ребенок: “Мур ворчит, что я кормлю его гадостями. По-прежнему вылавливает из супа зеленявки – я осенью зелени <���…> насушила на целый год” 452, – писала Цветаева Але.

Цветаева очень общительна, она часто бывает в гостях. Мур следует за ней с неохотой: “А сегодня тащиться к этой Соне Юркевич [59] Софья Юркевич (в замужестве Липеровская) – гимназическая подруга Марины Цветаевой. . Скучища!” – ворчит Мур. Но тут же себя утешает: может быть, там будет что-нибудь вкусное. Неинтересно праздновать Новый год у Лили Эфрон, но, возможно, там хорошо покормят… С тем же намерением он идет к ней и на Рождество: “…быть может, хорошо поем”.

И в Париже, и в Москве главным блюдом на столе у Эфронов были котлеты: “…наша семья – котлетная”, – писала Цветаева. Редкий день обходился у них без котлет. В Париже Цветаева готовила их сама, а в Москве покупала готовые (жареные). Мясокомбинат имени Микояна освоил выпуск московских котлет. Их тогда продавали в буфетах, в столовых, в магазинах и даже (трудно представить!) на рынках и на улицах. Стоили они 50 копеек за штуку, и разбирали их быстро. Еще в 1938-м мясокомбинат выпускал 400 000 котлет в сутки и планировал увеличить их выпуск до миллиона! Удалось ли это? Данных не нашел.

За два десятилетия между Гражданской войной и началом Великой Отечественной котлеты из рубленого мяса стали самым популярным и самым распространенным вторым блюдом у жителей больших советских городов. Котлеты ели и работяги в столовой для метростроевцев, и депутаты Верховного Совета, и профессора Московского университета в своих закрытых ведомственных столовых. Разумеется, качество котлет заметно различалось. Должно быть, жёны и домработницы богатых советских писателей готовили их вкуснее и лучше, чем сотрудники государственного мясокомбината. Недаром же Евгений Петров в Америке с ностальгией вспоминал домашние котлеты: “А котлеты! Обыкновенные рубленые котлеты! С ума можно сойти!” 453А вот Цветаевой и Муру нравились котлеты с комбината имени Микояна, те самые, за 50 копеек.

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ, 27 АВГУСТА 1940 ГОДА: “Хочу есть. Будут котлеты – вот это хорошо. <���…> Страшно хочу есть. <���…> Есть, есть, есть. Да здравствуют котлеты с маслом! Это факт, что это очень вкусно и питательно”.

Духовная пища вовсе не так вкусна и приятна, если нет пищи настоящей, зато их сочетание – упоительно и волшебно. Осенью 1940-го Мур с Митей после концерта в Московской филармонии “жадно ели виноград, купленный в Гастрономе у площади Моссовета, и покатывались со смеху”. 454

Показательно, что и Мура, а еще прежде Митю Сеземана Москва вовсе не шокировала бедностью магазинов. Очевидно, они и не были такими уж бедными. Советские черно-белые фотографии московских витрин и реклама из “Вечерней Москвы” – не одна лишь показуха. Москвич со средствами в 1940 году не был ни голоден, ни бос – он мог более-менее прилично одеться и хорошо провести время. Правда, советская плановая экономика осложняла жизнь обывателей и в Москве. Уже в 1939–1940 годах слово “дефицит” прочно вошло в обиход. Даже газетные фельетонисты перестали его стесняться. Упоминаний о разнообразных дефицитах множество, причем самых неожиданных. В магазинах есть консервы из крабов, есть недавно завезенные в СССР бананы, но почему-то не завезли капусту. Не купить ни иголок для примусов, ни вязальных крючков, ни кнопок.

ИЗ ФЕЛЬЕТОНА В.ИВАХНЕНКО “ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ ДЕФИЦИТ”, “ВЕЧЕРНЯЯ МОСКВА”, 2 февраля 1939 года: Не так давно в том же магазине № 5 произошел любопытный случай. Покупатель, которому ответили, что нет крючков, крепко пристыдил работников магазина за их бездеятельность. Тогда неожиданно ему принесли целую коробку крючков весом в несколько килограммов.

– Позвольте, что я с ними буду делать, ведь мне нужно всего 10 пар крючков.

Ответ был решительный: или целую коробку, или ничего. Делягам невыгодно торговать мелочью. Им куда проще продавать оптом пошивочным артелям, мастерским и даже фабрикам. Злосчастную примусную иголку в большинстве магазинов не продают. Зато магазин № 17 Горпромторга (Колхозная площадь) завален ими. Нелегко москвичу приобрести рукомойник, обыкновенный жестяной бачок, бидон для керосина и т. д. <���…> Промтрест Сталинского района вместо ложек, сахарных щипцов и других товаров, указанных в договоре, выпускает часто ненужные изделия. <���…> Так совместными усилиями торговые организации и промтресты превращают пустяковые вещи в «дефицит».

Были дефициты и более серьезные, с которыми годами не могли справиться советские промышленность и торговля. Во второй половине тридцатых был сильнейший дефицит бумаги, и Мур столкнулся с ним очень скоро. Бумагу для рисования ему, как мы помним, приходилось доставать через знакомых девушек-художниц. Но не хватало и дневников, и школьных тетрадей. В Голицыно тетради и бумагу для Мура привозил из Москвы Муля Гуревич. Но и в Москве с этим товаром было туго. В июне Мур покупал для дневника нотную бумагу, “потому что тетрадей нельзя достать”. 455

Этот дефицит продолжался уже несколько лет и был настолько очевиден, что о нем не умолчал даже Лион Фейхтвангер в своей просоветской, сталинистской книге “Москва 1937”: “…очень ограничен выбор бумаги всякого рода, и в магазинах можно получить ее только в небольших количествах…” 456

Осенью 1939-го в занятом советскими войсками Львове командиры и рядовые красноармейцы ринулись в канцелярские магазины: “…покупали циркули, пуговицы, пачки тетрадей…” 457

Писателю бумага жизненно необходима. Власти это понимали – и советских литераторов по мере возможности поддерживали. Литфонд получал бумагу непосредственно от Госплана СССР и распределял между писателями, но ее не хватало: в 1937-м государство выделило три тонны, а Литфонд просил 40 тонн. 458Бумагу писателям выдавали в магазине Литфонда по норме – 4 килограмма в год.