Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Прошло время, когда Цветаева и Мур вынуждены были делить одну порцию на двоих. Лишь месяца полтора (конец ноября и декабря 1940-го), когда Цветаевой задержат гонорары, ей с Муром придется питаться чечевицей и “препротивными компотами”. Но, в общем, до самого начала войны они не будут нуждаться. В их повседневном летнем меню – сметана и сливки, мясо со Смоленского рынка – по словам Мура, превосходное. А еще “дивное копченое сало”, которое Цветаева и Муля называли “бэкон”. [50] В столичных магазинах бекон стоил от 12 до 16 рублей, в зависимости от сорта. В гостях у Лили Эфрон ели блины. Иногда Марина Ивановна покупала торт – например, шоколадный “Отелло”, или шоколадно-кофейный “Мокко”, или “Калач” – безе в форме калача. Ириша привозила из Литвы шоколад и угощала Мура. Шоколад Мур упоминает литовский и эстонский, хотя в продаже был и московский, конечно. Не упоминает он и конфеты, хотя их в Москве продавалось великое множество: “Малина со сливками”, “Крем-брюле”, “Ровесник Октября”, “Мессинские”, “Метро”, “Мандаринчики”, “Кофе со сливками”, “Какао с молоком”, “Аэростат”, “Стратостат”, “Золотой петушок” (бывшие “Фру-фру”), “Детская забава” (бывшие “Шантеклер”), “Пиковая дама”, “Карнавал”, “Дездемона”, “Домино”, “Медный всадник” и еще великое множество. А что говорить о московских пирожных…

Цветаева нередко покупала деликатесные крабы. Иногда их приносили и гости как закуску. Крабы появились в советских магазинах во второй половине тридцатых. Продавали их по всей стране и по всей стране не покупали. Или покупали на пробу, но потом доедали с трудом. Даже в рыбном магазине далекого Свердловска стояли “выпуклые пирамиды банок с красными глянцевыми крабами” и непонятным словом “Снатка”.

ИЗ РОМАНА НИКОЛАЯ НИКОНОВА “ВЕСТАЛКА”: Один раз попробовала эту «Снатку». Купила мать. Крабы пресно-сладко-соленые и будто с морской водой сластили на вкус. 424425

В 1938-м появился знаменитый рекламный слоган, переживший свое время: “Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы!” Но слоган не помог. Поэтому через год покупателей стали заманивать, рассказывая, что “крабы – превосходная закуска. Из крабовых консервов можно приготовить много разнообразных блюд”. Мур же и Цветаева привыкли к морепродуктам еще во Франции. Скажем, мидий они покупали там регулярно. 426В августе 1937-го отдыхали с Муром на побережье Бискайского залива, в Лакано-Осеан, что неподалеку от Бордо, ели устрицы и запивали rosè (розовым вином).

ИЗ ПИСЬМА МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ АРИАДНЕ ЭФРОН

9 августа 1937 года: …простым ножом вскрываю устрицы (незаметно разрезаю себе дважды палец, который тут же заживает от морской воды) – Ируся [51] Ируся – дочь Маргариты Николаевны Лебедевой (в девичестве баронессы Спенглер), знакомой Цветаевой. поглощает, Мур (с отвращением) подражает, rosè чудное…

Еще в 1930 году устрицы (разумеется, черноморские) были на столе советского гурмана. По словам Михаила Зощенко, Валентин Катаев ел их ежедневно в гостинице “Европейская” 427428(Ленинград). “Книга о вкусной и здоровой пище” 1939 их также упоминает, но ни на фотографиях, ни в мемуарах я не встречал рассказов о том, как ели устриц в предвоенной Москве. Зато крабов было сколько угодно. Они, видимо, стали для Цветаевой и Мура достаточно обычной пищей, даже не праздничной: “Каждый раз – когда ели крабы – укол грусти, ибо никто их так весело не ел, как мы с Вами, теперь я их ем одна – и они стали простым продовольствием” 429, – писала Марина Цветаева своей новой подруге Татьяне Кваниной еще из Голицыно. Полтора года спустя Мур, оставшись сиротой, будет покупать в московских магазинах банки крабов. За крабами не было очередей, а из продажи они не исчезнут даже осенью 1941-го.

Сколько они стоили? Крабов продавали в совсем маленьких баночках (112 граммов), в привычных нам стандартных консервных банках (225 граммов) и в очень больших, почти на полкилограмма (453 грамма). Маленькая баночка самого дорогого сорта “Фэнси” (соответствует “экстре”) стоила 3 рубля 20 копеек, средняя – 5 рублей 60 копеек, большая – 9 рублей 60 копеек. Крабы сорта “Чойс” (соответствует высшему) стоили от 2 рублей 80 копеек за маленькую баночку до 8 рублей 40 копеек за самую большую. Сорт “А. Грейд” (соответствует первому) был совсем дешевым: от 2 рублей 20 копеек до 7 рублей 20 копеек. Так что килограмм самого лучшего крабового мяса стоил чуть больше двадцати рублей. Это сопоставимо со стоимостью килограмма сливочного масла: 16 рублей за высший сорт соленого масла, 17.50 за “экстру” и 21 рубль за самое лучшее “парижское” (то есть вологодское) масло.

Летом-осенью 1940-го Москва была городом изобилия. “Едим хорошо, в Москве абсолютно всё есть…” 430 – писала Цветаева. Скажем, в обычном магазине № 19 Сталинского райпищеторга на Преображенском валу продавалось пять сортов селедки, или, как тогда говорили, “сельдей”; 13 видов копченой рыбы, 19 сортов колбас, 12 видов рыбных консервов и “десятки сортов конфет, печенья, бакалейных товаров, разнообразная зелень”. Всё это было распределено по отделам – хлебному, кондитерскому, мясному, рыбному, овощному, гастрономическому. Причем в рыбном отделе продавали и живую рыбу, которую вылавливали сачком из большого аквариума. В штате магазина был даже повар (товарищ Монастыренко), консультировавший покупателей. 431

Но куда этому простому магазину было до Елисеевского, или, как его теперь называли, гастронома № 1!

Впрочем, живая рыба вообще продавалась во многих рыбных магазинах, преимущественно благородная. Даже в Свердловске в рыбном магазине на углу проспекта Ленина и улицы Карла Либкнехта был аквариум, где плавали живые стерляди, тычась “острыми носами в мутное стекло” 432. А неподалеку стояли “стеклянные бочонки с красной, рубиновой икрой” 433. Что же говорить о московских магазинах, принадлежавших известной еще Шарикову “Главрыбе”, в 1939-м преобразованной в Наркомат рыбной промышленности! “Стекло, мрамор, аквариумы с золотыми рыбками среди зеленых водорослей и даже фонтаны с амурами, занимающимися рыбной ловлей”. 434

Эти магазины часто ругали за отсутствие дешевой и общедоступной рыбы вроде каспийской тюльки (50–60 копеек за килограмм). А вот семга и осетрина – вершины, пики русского закусочного стола – ждали своих покупателей. Появлялись и первые рыбные полуфабрикаты – филе судака, трески и даже леща.

В гастрономических отделах стояли особые машинки для нарезки колбасы и ветчины. Над ними висели палки “черно-коричневых” сырокопченых колбас “в инее желтой сухой соли” 435. Аромат копченого мяса, дорогих колбас, должно быть, кружил голову покупателю.