Алиса Коонен - Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Александр Яковлевич представил нового директора. – Директором Камерного театра стал М. М. Шлуглейт (см. коммент. 15-7). Назначение нового директора практически устраняло А. Я. Таирова от руководства театром. Финансовые вопросы, как и формирование репертуара, решались без его участия. Реорганизация привела даже к изменению названия – Новый Камерный театр. Газеты комментировали: «Камерный театр приказал долго жить» (Вечерние известия. 1916. № 1161. 16 дек. С. 5). В прессе А. Я. Таиров уверял, что никакой катастрофы не происходит: «Газеты пишут много, не проверив сведений… никакой разрухи нет, это – все плоды больного воображения. Мы продолжаем серьезно работать, как работали эти два года… <���…> Надеюсь, что все, сказанное выше, убедит вас в том, что московский Камерный театр, изменив только вывеску, не изменит своей физиономии и не прекратит своего существования» (Там же. № 1162. 17 дек. С. 5). В письме же к А. Я. Чеботаревской от 30 декабря 1916 г. он признавался: «События последнего времени… так удручили и измучили меня, что до последнего дня не в силах был писать… Я сейчас растерян ужасно… Хочу верить, что Вы почувствуете всю горечь моего бытия сейчас, после трехлетней тяжелой борьбы… Простите нелепость и нечеткость моего письма – мне все еще трудно собраться с мыслями» (цит. по: Элкана А . Александр. Алиса. Камерный театр. С. 216–217), а в другом письме, от 6 февраля 1917 г., продолжал: «Камерный театр умер… Морально же он закончился после „Фамиры“, ибо дело перешло к посторонним лицам, и я был лишен возможности распоряжаться всем, в том числе и репертуаром. Остался же до конца сезона в театре только по настоянию труппы… После того, как дело перешло в другие руки, я был лишен возможности сделать… намеченные постановки, а был вынужден (чтобы материально обеспечить труппу) поставить „Соломенную шляпку“ и „Голубой ковер“… Эти спектакли шли по настоянию новых хозяев» (Там же. С. 217). (Местонахождение подлинников писем к А. Я. Чеботаревской установить не удалось.)

… Суворинский театр. – Существовал в Петербурге (Петрограде) с 1895 по 1917 г. Возник как театр Литературно-артистического кружка (с 1899 г. – Театр Литературно-художественного общества). Главным пайщиком, а затем владельцем театра был А. С. Суворин. В разные годы на сцене театра играли такие актеры, как Л. Б. Яворская, П. А. Стрепетова, П. Н. Орленев, Е. Н. Рощина-Инсарова, Е. П. Корчагина-Александровская, О. А. Глебова-Судейкина, В. О. Топорков. Свои первые шаги на профессиональной сцене М. А. Чехов сделал в Суворинском театре, где проработал до 1912 г. С труппой театра выступали гастролеры Н. П. Россов, Т. Сальвини, В. Ф. Комиссаржевская, М. В. Дальский. После смерти Суворина в 1912 г. владельцами театра стали его наследники – М. А. и А. А. Суворины.

«Голубой ковер» – пьеса Л. Н. Столицы. Постановка А. Я. Таирова. Художник А. Э. Миганаджан. Музыка А. Фортера. Премьера – 23 января 1917 г.

У публики я имела большой успех, а газеты, конечно, выругали… – А. Г. Коонен не преувеличивает. Так, корреспондент «Театральной газеты», не приняв спектакль и в целом, писал о Коонен в роли Мневэр довольно безжалостно, хотя и не без симпатии: «На ней, видимо, главным образом отыгрывался г. Таиров, заставив артистку читать стихи с каким-то нарочито-тремолирующим выкриком и приближаться к излюбленному Таировым плоскостному, марионеточному жесту. Но для такой пафосной, я сказал бы, в идее правильной для „Голубого ковра“ декламации, у г-жи Коонен не хватает голоса. Г-жа Коонен все время „помнила“ о режиссерском задании, и ее милые глаза все время выражали такую боязнь забыться и стать самой собой. То и дело артистка сбивалась на простой тон, но уже в следующий момент испуганно взбиралась на лестницу выкриков. И оттого в игре ее была напряженность, какая-то запуганность. Естественный жест то и дело сменялся барельефным изгибом. Я все-таки скажу, что мысль такого толкования роли правильна, но это элементы трагического подхода, а разве у грустной, лирически приятной г-жи Коонен есть трагедия? Разве можно трагедию культивировать внешними прививками? И все же если в целом татарская Клеопатра вне амплуа и диапазона драматической выразительности г-жи Коонен, у нее были отдельные очень красивые моменты. И в целом жаль было симпатичную артистку, которую заставили играть чужую роль только по признакам внешней занимательности, внешней экзотики» (К[онстантинов В.]. Камерный театр: «Голубой ковер» // Театральная газета. М., 1917. № 5. 29 янв. С. 7).

Фидлер Иван Иванович (1864–1934) – инженер-технолог, крупный домовладелец, педагог. Окончил Императорское московское техническое училище (ныне МВТУ). Директор и владелец Московского реального училища (на Мясницкой улице). В 1905 г. предоставил здание училища в распоряжение революционных партий. Был арестован. Эмигрировал в 1906 г. в Швейцарию, откуда переехал в Париж. Организовал школу для детей под Парижем.

Последний день завтра. – В начале 1917 г. из‐за финансовых проблем и конфликта с братьями Паршиными Камерный театр был закрыт, но не распался и в новом сезоне открылся в другом здании, в клубе на Большой Никитской, 19 (дом принадлежал Российскому театральному обществу) – благодаря содействию А. А. Яблочкиной и А. И. Южина. В юбилейном буклете «Кто, что, когда в Московском Камерном театре», изданном к десятилетию театра, говорилось: «Погиб. Умер. Похоронен. Но не так-то легко было уничтожить революционный микроб театра – основной коллектив камерников. В летние дни 1917 года, когда в Ленинграде жужжали пули третьеиюльского выступления, когда на каждом углу улиц, на каждом цоколе памятников произносились митинговые речи, снова из пепла возникал Камерный театр. Осень, в сыром холодном зале РТО на Никитской рабочие лихорадочно строили подмостки и белили стены, а актеры, в несколько измененном составе, репетировали новые пьесы и искали по городу стулья для зрительного зала. <���…> В 4‐й год своего существования 22‐го октября увертюра „Саломеи“ Уайльда в постановке Таирова при художнике Экстер возвестила возрождение Камерного театра. <���…> Несмотря на крайне тяжелое материальное положение, в истории Театра дни 1917–1918 годов зафиксированы как дни железного закала и необыкновенной радости». Помимо спектаклей на Большой Никитской Камерный театр в этот период играл и в разных районах Москвы.

Последний спектакль. – Прощальный спектакль игрался 12 февраля 1917 г. На программке стояло: «Новый Камерный театр. Закрытие сезона. Последний спектакль. Постановка А. Я. Таирова». Спектакль был сборный и состоял из четырех частей: 5‐й акт «Женитьбы Фигаро», 1‐й акт «Покрывала Пьеретты», 2‐й акт «Фамиры-Кифарэда» и сцена прощания из «Сакунталы». В своих воспоминаниях А. Г. Коонен приводит состав этого вечера несколько иначе: «…сцена прощания Сакунталы, две сцены из „Фамиры-Кифарэда“ и первый акт „Покрывала Пьеретты“» ( Коонен А. Г. Страницы жизни. С. 231), опуская «Женитьбу Фигаро». Сама она была занята в «Покрывале Пьеретты» и в «Сакунтале». Газета «Утро России» писала: «Театр был полон и казалось странным, что театр, делающий такие „битковые“ сборы, закрывается. Многие из публики задавали вопрос: „неужели правда? cовсем?“. По окончании трагической сцены „Прощание Сакунталы“ занавес поднялся и не опускался в течение получаса. Публика устроила театру настоящую овацию. Аплодисментам не было конца. Слышались крики: „благодарим“, „возвращайтесь“. При появлении А. Я. Таирова, которому труппа поднесла прощальный адрес, аплодисменты удвоились. Публика без конца вызывала А. Я. Таирова, г-ж Коонен, Коллэн, гг. Лаврентьева, Церетелли, дирижера г. Фортера и всю труппу. К. Д. Бальмонт, появившись на сцене, сказал несколько слов о Камерном театре, об этом „театре мечты“, к которому признание пришло слишком поздно, так иногда только смерть заставляет людей признать художника» (1917. № 44. 13 февр. С. 2). А. Г. Коонен вспоминала: «По сцене в рабочей куртке, взмыленный, носился Таиров, помогая рабочим (у нас их было всего двое) в сложных перестановках, сам выпускал нас на сцену, покрикивая вслед: „Играйте сегодня замечательно!“» (Страницы жизни. С. 231). Газета «Русское слово» пыталась осмыслить произошедшее: «Подсчитывая итоги, хочется думать, что угас театр главным образом от хорошего упрямства. Он искал своих путей. Он уклонялся от пыльной, избитой дороги, на которой не особенно трудно угодить толпе готовыми шаблонами и получить награждение в виде полных сборов. „Искание“ – с этим неясным, но гордым девизом вышел Камерный театр в бой с недоверчивостью публики, понес жертвы, потерпел удары и ныне скончался, не выпуская знамени из рук» (цит. по: Московские вести // Театр и искусство. 1917. № 8. 19 февр. С. 152).