Кадзуо Кобаяси - Валерий Гергиев. Симфония жизни [litres]

Наступило хорошее время: в Литве у нее была своя дача, в Мюнхене – квартира, она могла свободно общаться с журналистами. Я надеялся, что вот теперь наконец-то смогу осуществить свою давнюю задумку – взять у нее интервью и сделать передачу.

Я несколько раз встречался с ней и рассказывал о планах. Но она каждый раз отвечала: «Нет!». Плисецкая ясно объясняла причину отказа. «Обо мне уже столько сделано телепередач и снято фильмов. Но ни один фильм, ни одна передача мне не понравились. Мне уже надоело телевидение».

У Плисецкой был бескомпромиссный характер. Она продолжала отказываться от съемок для документальной передачи, но я знал, что она отказывалась не только от телевидения. То же случилось и с планами публикации ее биографии. Вначале Плисецкая согласилась на эту работу, автор стал писать, но потом, по мере рождения текста, она сказала, что не может раскрыться, поручив свои мысли для передачи другому человеку.

А решив так, она сама взялась за дело. Отказавшись от услуг литературного ассистента, она написала автобиографию. В 1994 году вышла книга под названием «Я, Майя Плисецкая». В 1996 году японский перевод книги под заголовком «Сражение белого лебедя» был опубликован в издательстве «Бунгэй сюндзю». На обложке – черно-белая фотография Плисецкой, исполняющей танец умирающего лебедя.

Мне посчастливилось получить книгу с ее автографом, выведенным аккуратным почерком. Эта книга наполнена темпераментом автора – человека, который делает только то, что считает нужным. Мне хотелось сохранить эти черты ее характера и на видео, но она все по той же причине продолжала отказываться от моего предложения, пока мне не протянули руку помощи.

Помощь пришла от виолончелиста Мстислава Ростроповича. Я уже выше немного писал о своем общении с Ростроповичем, он был приятным нестандартно мыслящим человеком. Он защищал Александра Солженицына, рисовавшего в своих книгах темную часть советского времени при коммунистической власти, разрешив ему даже жить на своей подмосковной даче, за что был взят под наблюдение властями, а из-за своей критики режима был лишен советского гражданства и после этого долгое время работал за рубежом.

С появлением Михаила Горбачёва ошибки, совершенные в советское время, были переосмыслены: перед Ростроповичем извинились, вернули гражданство, он вернулся обратно в Россию как герой. Человек, у которого за его противостояние власти отобрали гражданство, обладает несгибаемым характером. У человека, который, преодолев трудности, остался верен своим убеждением, есть свое очарование. Я был у него в гостях не только в Санкт-Петербурге, но и в Париже, и в Лондоне, где и делал передачу, а он заезжал ко мне, когда гастролировал в Японии. Мы сидели и беседовали до поздней ночи. Когда он был у меня в гостях, на огромном экране домашнего кинотеатра я показал ему свой документальный фильм о нем, и ему он очень понравился. В результате именно это помогло сломить сопротивление Плисецкой.

Она продолжала отказываться от моих предложений снять передачу. Но я как-то узнал, что Плисецкая и ее супруг Родион Щедрин встречаются с Ростроповичем. В Центре искусств «Барбикан» давали концерт для виолончели с оркестром, написанный Щедриным.

У меня было хорошее предчувствие, я немедленно отправился в Лондон. Пробравшись в зал во время репетиции Ростроповича, я окликнул Плисецкую, подозвал ее на самый последний ряд партера и опять спросил про передачу. Шла репетиция, разумеется, мы могли только перешептываться. Но ответ был все тем же.

Закончилась репетиция, вместе с Плисецкой я поднялся на сцену, чтобы поздороваться с Ростроповичем, и он спросил меня: «А о чем вы там шептались?». Мы переговаривались с Майей так тихо, чтобы не мешать репетиции, но ухо профессионального музыканта уловило и это. Я вкратце рассказал о том, что Плисецкая несколько раз уже отказалась от съемки документального фильма.

Ростропович отреагировал мгновенно. «Майя, соглашайся, – произнес он тоном, не терпящим возражений, – он делает интересные передачи. И обо мне снял. Соглашайся». И на сей раз я не услышал обычных возражений Плисецкой, что она никогда не довольна теми передачами, что делают о ней. Мы сразу же забронировали столик в японском ресторане на площади Пикадилли. У нас было странное сочетание блюд на обед: хияякко – охлажденный тофу, печень морского черта, суси, скияки, и все это мы запивали саке. Ростропович безумно любил печень морского черта. Говорил, что первый раз в Лондоне так вкусно обедает.

После того как было получено согласие, дальше дела закрутились быстро. Я должен был сделать такое видео, которое было бы убедительным для Плисецкой, критиковавшей все предыдущие передачи. Я пригласил в съемочную команду оператора и ассистентку, с которыми мы вместе делали передачу о Гергиеве у него на родине. Кроме того, приглашенный в передачу директор хорошо разбирался в балете. Съемки мы проводили в Большом театре в Москве, на даче в Литве и в Мюнхене.

Все же рекомендация великого Ростроповича сделала свое дело. Плисецкая охотно рассказывала, привлекла к съемкам и своего мужа – Родиона Щедрина. Получились отличные материалы. Часовая передача «Преодолевая время, преодолевая границы. Майя Плисецкая» вышла на NHK 30 января 2000 года.

Я записал передачу на видеокассету и отправил ее Плисецкой в Мюнхен. Через несколько дней от нее пришел факс. Большими буквами по-русски было написано всего одно слово: «Шедевр!». Благодаря одному слову Плисецкой, которая никогда раньше не была довольна передачами о себе, я почувствовал огромную радость, что не сдался и все же сделал это, с одной стороны, а с другой – я понял, насколько в российском обществе важную роль играют личные отношения.

В передаче Плисецкая рассказывала, как на фоне трагических событий в ее семье – убийства отца и ссылки в лагеря матери – она отчаянно оттачивала свой балетный талант, о том, как ее стали называть достоянием страны, о том, как власти следили за ней в буквальном смысле двадцать четыре часа в сутки, опасаясь бегства на запад. О том, как она станцевала на музыку композитора Щедрина, завязались отношения, они поженились, но даже в первую брачную ночь за молодоженами велась слежка. Щедрин рассказал о том, с какой досадой тогда плакала Майя.

Слушая ее воспоминания о Большом театре, я все же задал тот вопрос, который мне долго не давал покоя: «Почему несмотря на такую ситуацию вы не приняли решения уехать из России?». Она ответила: «Большой – это мой театр. Гораздо больше, чем в каком-либо другом, я хотела танцевать в Большом. Даже пол на сцене Большого подходит для моего танца. Я даже и не думала о бегстве». И несмотря на то, что она об этом не думала, агенты спецслужб продолжали открыто следить за ней в три смены круглыми сутками.