Анатолий Мосин - Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.2

Вечность открывалась ему в горделивой красоте гор. «И эта вечность предстала перед глазами Вейберта именно там, за колючей проволокой, где, кажется, и человеческая душа, доведенная до отчаяния, оказывалась на краю бытия. Именно там нашел Вейберт-художник свое альтер эго — чистоту природы, выбрав ее законы мерилом своего творчества. А юный Лев нашел для себя свой перпетуум-мобиле в энергии леса, в высоте гор, в бескрайности неба. А тогда, повинуясь суровому окрику бригадира, Вейберт вынужден был опустить голову, оторвав взгляд от алмазных граней, засверкавших для него надеждой и мечтой» 65 65 Паэгле Н. Лев Вейберт: офорт судьбы. М., 2011. С. 31 .

Зона

Зона трудармейцев, где в то же самое время находились еще политэмигранты и высланные, ранее раскулаченные крестьяне, представляла собой особый организм, главной ежедневной работой которого являлась борьба за выживание. А основными объектами трудовой повинности были угольные разрезы.

Умирали от болезней прямо в бараках. Трупы складывали в специальный короб, а потом возница на лошади вывозил их в братскую могилу, расположенную недалеко от зоны. В трудармии был свой фронт, здесь боролись за жизнь. Выжить во что бы то ни стало, несмотря на болезни, голод и холод. Выжить ради Победы и, конечно, собственного освобождения из нечеловеческих условий. Лев Павлович Вейберт вспоминал: « В другую ночь бригаду, где я работал, для обогрева поместили в один тепляк с заключенными уголовниками. Было очень тесно. Наутро, когда я пришел в зону, обнаружил, что мои карманы пусты: ни карточек продовольственных, ни хлебных, ни денег. Целые семнадцать дней без еды! Это было равносильно смерти » 66 66 Там же. . Об этом происшествии он сразу же написал брату Юрию в Нижний Тагил, где тот тоже находился в зоне, и родителям в ссылку. Они хоть и сами были не в лучшем положении, но помогли. Юрий очень быстро переслал по почте 500 рублей. Лев купил булку хлеба и разрезал ее на 17 кусков. И каждый день ел только один кусочек! А отец выслал ему из Таборов небольшую посылку с табаком, который можно было менять на продукты. Благодаря этой помощи Лев не умер от голода. Это случилось в феврале 1943 г. Есть в воспоминаниях Льва Павловича и еще один пронзительный эпизод. « Помню, — пишет он, — как уже весной, в тепляке, начальник участка на лесозаводе, проходя мимо меня, положил мне на руки небольшой кусочек хлеба. Прошло уже 60 лет с тех пор, а я все не могу забыть этот случай » 67 67 Там же. . Кусочек хлеба стал не только необходимым продуктом, а мерилом нравственных ценностей — сострадания и милосердия.

И все жизнь и молодость брали свое даже в зоне. Рождалась дружба, вспыхивала любовь. Люди, измученные тяжким трудом, мечтали о музыке и акварельной кисти, о сцене и поэзии. Многие из них были профессиональными актерами, художниками и музыкантами. Поэтому естественным образом при Доме культуры угольщиков, главном в то время культурном центре Карпинска, который посещала и партийная элита, возникли большой эстрадный оркестр и драматическая студия. В зоне Лев Вейберт встретил и настоящего друга, который остался на всю жизнь. Это был художник Михаил Дистергефт.

Вот как Лев Павлович рассказывает об этой встрече: « В первые же дни, идя как-то с работы, я заметил очень высокого человека, который вышагивал впереди меня. Мы познакомились. Это оказался Михаил Дистергефт. Ленинградец. Учился там до войны и посещал какие-то курсы или студию при Академии художеств […] Я не помню, чтобы он работал на прямых работах. Он как-то сразу устроился при тресте „Богословуголь“, и управляющий, кажется, Чернигов дал ему задание отразить работу разрезов в панорамах большой величины. Миша исполнил, их отправили в Свердловск в комбинат и, кажется, наркому угольной промышленности в Москву. Так что его судьба, если можно так сказать, сложилась в этом плане благоприятно. Мы с ним уже шестьдесят лет остаемся хорошими друзьями, часто видимся, ездим друг к другу в гости. Поэтому я еще не раз вернусь к этому замечательному человеку, сыгравшему в моей жизни большую роль как друг и товарищ, как учитель и наставник » 68 68 Воспоминания Льва Вейберта. Автограф. Примерно 2000—2006. . Именно Михаил Дистергефт посодействовал в те страшные годы тому, что Льва Вейберта устроили на разрез в помощники к художнику Виктору Семке. Но там он проработал недолго. Его откомандировали в «Клуб угольщиков», и он стал рабочим сцены — писал рекламу. Началась другая жизнь, тоже голодная, но интересная.

После окончания войны родители Льва переехали из Таборов в Карпинск и вся семья воссоединилась. Поселились они рядом с лагерем военнопленных №504, где сын работал художником. Отработав смену, Лев шел домой. Когда с питанием и работой стало совсем плохо, начальник лагеря А. М. Черемных, сославшись на то, что лагерь более полугода здесь уже не просуществует, а Льву, мальчишке-интеллигенту, делать там больше нечего, по-отечески посоветовал Вейберту написать заявление об увольнении со службы, которое он готов подписать. Наступали другие времена. Послевоенные, но еще не позволившие Льву покинуть Карпинск — место его поселения.

В Карпинске Лев Павлович создал художественную школу. Здесь он освоил технику офорта. И сюда приезжал у него учиться этому ремеслу известный художник-график Виталий Волович. В память о пленэрах Вейберта, Дистергефта и приезжающим к ним из Москвы художников названа на Конжаковском камне Поляна художников.

В 1965 г. Лев Вейберт был принят в члены Союза художников СССР. А в 1973-м он вместе со своей семьей покидает Карпинск и переезжает жить в поселок Калиново, что расположен на берегу озера Таватуй, недалеко от Новоуральска. Но и здесь в своих работах он неоднократно будет возвращаться к природе Северного Урала как источнику постоянного вдохновения. Именно здесь он создаст серию графических работ «Повесть о деревьях», символе своей собственной судьбы. В том же 1973 г. он навещает в Нижнем Тагиле своего друга Михаила Дистергефта.

Из воспоминаний Н. Л. Бакановой (Вейберт)

— Когда я училась на последнем курсе художественного училища, мы с папой поехали в Нижний Тагил к Дистергефтам. Михаил Васильевич специально нас пригласил, чтобы показать свои новые работы. Мы поднялись к нему в мастерскую, и он разложил перед нами несколько листов серии «В те годы», посвященных зоне в Карпинске. Это еще были не оформленные работы, а также наброски следующих листов. Он показывал их нам и с волнением говорил: «Лева, я думаю, что пришло время сказать об этом…». Папа был потрясен. Вряд ли в 1973 году «время уже пришло».

Никто из художников лагерной темы еще не касался. Закончил эту серию Михаил Васильевич в конце 80-х, так указано сегодня во многих источниках. Альбом из 37 рисунков был издан МСНК в 2000 году в Москве. А тогда мы возвращались с папой домой, он был страшно взволнован, долго молчал. Потом стал переживать: «Как же Миша решился? И как же это все будет? И что же будет потом?» Лагерь был для него болью непреходящей 69 69 Интервью с Натальей Бакановой. Записано Н. Паэгле, декабрь, 2011 г. Москва. .