Анатолий Мосин - Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 — сер. 1980-х гг. Т.2

В 1937 г. семью Вейберт постиг первый удар. Арестуют старшего сына Юрия. Он любил кино и музыку, был артистичным щеголем среди сверстников. Ходил в широченных брюках и широкополой шляпе на танцы в парк и всем рассказывал, как ему понравилась музыка в исполнении оркестра Гленна Миллера из американского фильма «Серенада солнечной долины». За это его, старшеклассника, в 1937 г. арестовали, и он 15 лет отсидел в лагерях Колымы, Куйбышева, Нижнего Тагила.

К началу Второй мировой войны Льву исполнится шестнадцать лет, никакого понятия о войне и врагах народа он не имел. Арест Юрия в семье считали абсурдной случайностью и верили, что его скоро освободят.

Из воспоминаний Л. П. Вейберта

« Юность только начиналась, как грянула война. 22 июня речь Молотова по радио мы с папой услышали в большом магазине, где должны были купить ботинки. Накануне я вернулся из похода по Бажовским местам и не очень хорошо представлял себе, что значит ВОЙНА, но мой папа сразу как-то сник, и лицо его приняло серый оттенок. Он был уже на войне […]» 59 59 Там же. .

Пауль Вейберт был болен и ждал операцию по удалению почки. Болезнь затянулась до весны 1942 г. В течение этого времени его сын, девятиклассник Лев, попал в институт физкультуры ГЦОЛИФК имени Сталина, куда набирали физически здоровых ребят, учившихся в 9—10-х классах. Лев Вейберт был чемпионом города по лыжам на дистанции 5 километров среди мальчиков Свердловска, поэтому его сразу приняли, и он проучился в ГЦОЛИФК около 4 месяцев.

Однако весной 1942 г. семья Вейберт, как и все другие немцы, вынуждена была покинуть Свердловск и отправиться в ссылку в отдаленный Таборинский район, расположенный на востоке Свердловской области, где вели заготовку леса. Вот как об этом событии 9 апреля 1942 г. написал в своем дневнике юный Лев. « […] Последние дни доживаем в Свердловске — скоро придется покидать его и, кто знает, наверное, навсегда. Не быть мне в городе, где прожил 12 лет, не быть там, где провел все свое детство и юность (далее в дневнике фраза неразборчива. — Н. П.) […] похоронить в глухом краю, в одиночестве, без своих соотечественников. Грозное наступило время, и планы на будущее строить нельзя, а пока отдаться судьбе. Кто знает, может быть, так будет лучше. Еще все впереди. Пока отчаиваться не надо. Кисть придется заменить лопатой и топором. Судьба. Сегодня вечером иду в оперный театр слушать “: Евгения Онегина». Хочу получить удовольствие на несколько лет. Половина вещей собрана» 60 60 Дневник Льва Вейберта. Автограф. 1942. . В этих строчках еще чувствуется переполнявший его максимализм.

Длинный путь изгнания

До места добирались с трудом. Переселение было осложнено разливом реки Туры и непроходимой дорогой. Вейберты на пути к Таборам застряли на месяц в селе Чекуново.

Из воспоминаний Л. П. Вейберта

« На станции нам давали по миске супа с лапшой и по 400 гр. хлеба. И за этим нужно было каждый день из деревни Чекуново переходить разлившуюся Туру по шатким мосткам. Я боялся, что пошатнусь и выплесну из котелка эту лапшу. Голод постепенно брал нас за горло, и с каждым днем положение становилось хуже и хуже. А дорога до Таборов все не устанавливалась. И вот, нарисовав несколько картинок акварелью, мы с папой решили пойти по окрестным деревням в надежде обменять их хоть на какие-нибудь продукты. Мы обошли несколько деревень, домой же принесли всего одно яйцо […]» 61 61 Воспоминания Льва Вейберта. Автограф. Примерно 2000—2006. .

Вынужденная остановка всех измотала, от голода и безысходности обострились болезни Павла Александровича, а именно на него в плане добычи продуктов вся семья смотрела с надеждой. Лев жалел отца и, чем мог, старался ему помочь. В эти дни Лев продолжает вести дневник, записывая ощущения и переживания тех дней.

Дневник 1942 г. хранится сегодня у его дочери Натальи и представляет собой бесценный исторический первоисточник.

В это время в нем формируется художник. А художник в любых, даже самых тяжелых, условиях видит мир по-особому. Обратимся к записям юного Вейберта.

«[…] Утром встал в 7 часов. Замечательная погода. Небо безоблачное, вовсю жарит солнце. Хочется в лес, на поля! Кое-где на полях еще держится снег, а в лесу его много. Жаль, этюдник запакован. Делать нечего. Пойду бродить по окрестностям […] За селом лесосплавы. На них работают заключенные. Первый раз в жизни видел такое количество леса (бревен). Река Тура широкой лентой между высокими берегами уходит на запад и скрывается в красноватой полосе леса, который чуть виднеется на горизонте. Еще ни разу в жизни не переживал весну в сельской местности. На улице так хорошо, что просто невозможно о чем-либо другом, кроме начинающейся жизни природы, мечтать. […] (Сделан набросок деревни с рекой.) Положение обостряется. Хлеба нет. Крестьяне страшно зажались. В особенности председатель колхоза […]» 62 62 Здесь и далее: Дневник Льва Вейберта. Автограф. 1942. ( 23 апреля 1942 г.). В этой небольшой дневниковой записи, представляющей собой зарисовку, сказано гораздо больше, чем, наверное, мог еще осознать шестнадцатилетний юноша. Он первый раз видел заключенных и сплав леса, еще не подозревая о том, что это может иметь и к нему непосредственное отношение. В дневнике мы находим бытовые подробности жизни переселенцев: « […] Удалось вымыть голову. После чего почувствовал себя человеком […]» ( 1 мая 1942 г.), а также о том, что он в дороге делает эскизы: « […] Сделал набросок «Хозяйка дома перебирает перо» » (24 апреля 1942 г.). Еда становится сферой основных интересов и ценностью, означающей шанс выжить: « […] Вопрос с питанием, наконец, разрешили. Нам дали сухой паек на 4 дня. Правда, паек маленький, но его достаточно, чтобы не умереть с голоду. Сегодня вечером я получу селедку. Селедка приличных размеров и весьма жирная, но только немного солоноватая, должен ее разделить до 1 мая! Каков гостинец на праздник!!! » ( 28 апреля 1942 г.)

Интересно, что и в ссылке советские немцы не меняли своих традиций: они отмечали советские праздники и мысленно были с теми, кто остался дома: « […] Завтра 1 мая. День, когда солнце светит особенно ярко, когда дышится легко и свободно, когда на улице так торжественно и чувствуешь в своем теле прилив бодрости и свежести сил. Выйдешь на улицу, и свежий ветерок так приятно освежает лицо и грудь, надувает рубашку. Трепещутся алые полотнища флагов у домов. Откуда-то, не так далеко, доносятся звуки марша. Музыка сливается с пением птиц в саду. И этот праздничный дуэт еще более поднимает дух и настроение. Прямыми рядами идут демонстранты. Шаги их тверды и уверенны. Они поют. И от этих звуков, наполняющих воздух, от этого слияния сил природы, музыки, пения и торжественности чувствуешь себя еще выше, и ничто на свете не может омрачить тебя. Ты — это все, все — это ты. Так было раньше. Так было еще в прошлом году. А что же сейчас? Почему я не там? Завтра я не буду среди своих, я не буду испытывать того чувства, что я испытывал на протяжении моей жизни с момента, когда моя память еще помнит. Не будет вокруг меня друзей и не придется поднять бокал за здоровье и жизнь. Не польется, как было прежде, ни веселье, ни вино! Волею судьбы закинут я в дальний край, во глушь лесов, болот, в невежество людей. Как скучно проводить все эти дни, а завтра будет еще печальнее душе ». ( 30 апреля 1942 г.).