Лина Тархова - Заложники Кремля

Семья Горбачевых, если только это позволяют обстоятельства, всегда вместе. Еще одно из памятных детских впечатлений Ирины: ее никогда не просили выйти из комнаты при разговоре взрослых. Никогда… Потому, наверное, ей всегда было легко в кругу людей много старше ее.

И никогда для нее не существовало запретных книг. Родители не регулировали: это прочитаешь сейчас, а это еще рано. Ирина читала, руководствуясь своей интуицией, а выбрать было из чего: книгами забит весь дом.

В Ставрополе Ирина познакомилась с Анатолием Вирганским, студентом ее же мединститута, на которого заглядывались все девушки. Вскоре они поженились. Дочь с семьей всегда жила вместе с родителями. Когда они переехали в Москву, также вместе поселились сначала в цековском доме на бывшей улице Щусева (ныне Гранатный переулок), потом переехали в президентский особняк на улице Косыгина.

Избранный генеральным секретарем ЦК КПСС, Горбачев немедленно распорядился установить охрану для всех членов семьи. С тех пор и за Ириной, и за Анатолием всегда следовала машина «с целью наружного наблюдения». В любую минуту дня и ночи Горбачев мог спросить:

— Где Ирина?

И немедленно получал ответ. Даже из машины, с дороги постоянно просил соединить его с дочерью. На его лице всегда появлялась улыбка, когда он слышал ее голос.

При такой нежной любви родители с детства держали дочь в определенной строгости. Когда она заканчивала первый курс мединститута, ректор пришел в большое волнение. Студентам предстояло на практике работать санитарами в больницах. Как же Ирина Горбачева, дочь первого лица в крае, будет таскать судна из-под немощных больных? Ректор позвонил приятелю в крайком, тот улучил минутку, посоветовался с Михаилом Сергеевичем — и получил «отлуп»:

— Ирина сама выбрала профессию, пусть пройдет все, что положено.

Ехали на уборку хлебов, она тряслась вместе с однокурсниками в полуразваленном автобусе, в поле на равных собирала колоски. Двух других ставропольских «дочек» привозили на «Волге» в нарядных платьицах. Они так невыгодно отличались от Горбачевой, что их отцам пришлось на это указать. Папаши переполошились:

— Ой, только ни слова Михаилу Сергеевичу. Узнает, кошмар, что будет, это все жены виноваты.

Ирина, как и ее муж, закончила институт уже в Москве, с «красным дипломом». Похожая на мать не только лицом и фигурой, но и упорным характером, она выбрала специальностью организацию здравоохранения. Преподавала на кафедре социальной гигиены в родном 2-м медицинском институте и собирала материал для диссертации.

Я познакомилась с молодой женщиной, работавшей в те годы на кафедре социальной гигиены, и она рассказала мне, какой сенсацией было появление у них в институте дочери генерального секретаря.

«Прибежали как-то девчонки:

— Ой, пошли смотреть на дочь Горбачева!

Я, конечно, к ним присоединилась. Тогда все бегали на нее смотреть, интересно все же, что это за женщина. Раису мы часто по телевизору видели, раздражались порой тем, как некстати меняла она свои бесчисленные туалеты на фоне российской нищеты. Что же у нее за дочь?

Признаться, я была разочарована. Ирина, — ну, никакая, понимаете? Ничем не потрясала. Не было в ней этого материнского шика. Газеты писали, что Раиса Максимовна увлекается бриллиантами, будто бы и дочери приобрела за тысячи долларов колье какой-то знаменитой фирмы. Но Ирина никогда ничего вызывающего не надевала, трудно даже представить ее в таком колье.

Возможно, это только впечатление, а не суть. Но суть было очень трудно понять. Ирина была сильно зажата, держалась несвободно. Ни с кем с кафедры не дружила, никто никогда не бывал у нее дома, и даже номер телефона, насколько я знаю, считался большой тайной. Окончив работу, быстро куда-то исчезала.

Вот Анатолий, муж, совсем другой, его я видела в I-й Градской, там работали мои знакомые. Он… как бы это выразиться… В общем, красавчик есть красавчик. Студентки-практикантки на него сразу обращали внимание, да и он любил производить впечатление. Но если бы мне не сказали, что это зять Горбачева, я бы ни за что не догадалась. Держался естественно, как все, оперировал, дежурил, делал всю необходимую работу и еще собирал материал для диссертации».

У Ирины и Анатолия две дочери, Ксения и Настя. Ксюша, так зовут ее в московском хореографическом училище, стала, наверное, первой из внучек, не изгнанной из элитного училища Софьи Головкиной после падения деда. Девочка одарена способностями, и мечта ее — танцевать в Большом или Мариинском — имела под собой некоторое основание. И ей даже отчасти это удалось: она-таки вышла однажды на сцену Большого в четверке маленьких лебедей в «Лебедином озере».

Педагогов удручало, что Ксюша не всегда может совладать со своим аппетитом. Но одними только способностями это невероятное явление — неисключение, неотчисление — объяснить нельзя. Причина здесь, конечно, не столько в девочке, столько в дедушке.

Рудольф Пихоя, с 1992 по 1996 годы бывший главным государственным архивистом страны, заметил: «Трудно было найти лучший фон для Горбачева, чем его предшественники». Двадцать лет советский народ наблюдал на телеэкранах старческие лица вождей. Молодое, живое лицо Горбачева воскрешало давно забытые надежды, от оптимизма сумасшедше кружились головы. Но как было без ошибок, неверных шагов изменить страну, накопившую неподъемный груз тупиковых решений, подлых дел и делишек, и не нажить себе яростных критиков и заклятых врагов?

И все-таки Горбачев стал первым из правителей России и СССР, первым за тысячелетие, кто ушел из политики, имея вполне реальные шансы вернуться в нее вновь. Его первого «ушли» почти цивилизованно, насколько это возможно в обезумевшей стране. И благодарить за это он должен прежде всего себя и предпринятую им перестройку, которую дешевые остряки перекрестили в катастройку. Но этого никто у него не отнимет: холодная война закончилась, мир открылся для нас. Стало реальным невероятное счастье: те, кто не в силах был больше существовать в СССР и уезжали в другую страну навсегда, как до Горбачева, могли вернуться!

Между крайними полюсами в оценках Горбачев существует все последние десятилетия. Он мог бы поcетовать вслед за Борисом Годуновым:

— Кто в царстве ни умрет, я всех убийца тайный…

Человек, изменивший ход мировой истории, ставший при жизни символом, легендой, памятником — остался жить рядом с этим памятником как частное лицо, которое совершает ошибки и проявляет слабости. Неудачная фраза, необдуманный поступок простились бы кому угодно, но не символу, не легенде.

За ним, первопроходцем, пристально наблюдают политики, сменившие Горбачева в Кремле: как складывается судьба экс-президента, его семьи, детей, внуков? Вопросы для преемников более чем серьезные. Ведь наши политики начинают карьеру, может, и из желания что-то изменить в стране, но продолжают ее из последних сил уже из чувства самосохранения. В России так: либо ты у руля — либо в могиле; в лучшем случае — в опале.