Александр Во - Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

В Нью-Йорке Гретль и Пауль не горели желанием встречаться, но Гретль через общих знакомых узнавала, что происходит у брата. «Я с радостью с ним увижусь, если от этого будет хоть какая-то польза, — писала она Людвигу, — но я знаю, что он меня на дух не переносит. Я это очень хорошо понимаю» [491]. Во время войны ей пришлось переписываться с младшим братом по-английски, чтобы избежать подозрения цензоров. Ей совсем это не нравилось, но это был единственный способ сообщать Людвигу новости о брате: «Подруга Пауля (с детьми) теперь на Кубе, он хочет привезти ее сюда и жениться, как только получит разрешение. Раньше я бы подумала, что это самое большое несчастье, которое выпало на его долю, но теперь! — я смотрю на тебя и мы говорим: „естественно“. Да пребудет его душа в мире» [492].

В апреле 1934 года Пауль выступил с концертом Равеля на фестивале ISCM во Флоренции, дирижировал Герман Шерхен. В зале сидел 21-летний английский композитор Бенджамин Бриттен, который приехал послушать исполнение собственной фантазии-квартета на следующий вечер. Критик The Times объявил выступление Пауля лучшим на фестивале, но Бриттен был так занят 13-летним сыном Шерхена Вулфом (позже вдохновившим его на музыку для «Молодого Аполлона»), что слушал, вероятно, вполуха. Школьником в Норфолке он услышал по радио Parergon Штрауса и записал в дневнике: «Вечером, когда я лег в постель, то услышал по радио концерт: оркестр и Пауль Витенштейн (кажется, так его зовут, леворукий пианист). Довольно хорошо, хотя мне не очень понравилась программа» [493].

В 1940 году Бриттен жил в Америке. Он приехал туда незадолго до начала войны, сбежал из Англии от сложных отношений с Вулфом. Пауль сомневался насчет музыки Бриттена и подошел к вопросу заказа осторожно. Друг Бриттена Питер Пирс вспоминает: «Мы пошли и долго с ним [Витгенштейном] говорили. Он довольно глуп, не понимает музыку Бена (!), и Бен почти ужасно рассердился, но смог совладать с собой» [494]. Через несколько дней Пауль пригласил молодого композитора и его издателя, Ханса Хайнсхаймера, к себе в гости на Риверсайд-драйв, чтобы обсудить возможность сотрудничества. Они расстались, так ничего и не решив. Чтобы добиться определенности по поводу заказа (гонорар составлял 700 долларов), Хайнсхаймер позвонил ему на следующий день и сообщил Бриттену:

Сегодня утром я еще раз позвонил мистеру Витгенштейну и спросил его, не будет ли он так любезен дать четкий и честный ответ. Он сказал, что именно этим он вчера и занимался, и если иногда это выглядело немного странно, то именно потому, что он старался быть как можно более искренним. По его мнению, не для того мы встречались, чтобы расточать друг другу комплименты, скорее это должно походить на встречу врача с пациентом, где нужна полная откровенность. Он извинился за то, что мог произвести впечатление слишком упертого, на самом деле он считает, что твоя музыка ему подойдет. Он весьма признателен тебе за предложение показать ему отрывки из работы до ее завершения… Думаю, тебе стоит попробовать [495].

В считанные дни Бриттен закончил первые наброски и принес показать их Паулю. После хорошего «австрийского» ужина он сообщил: «Я провернул сделку с Витгенштейном. Мы с ним поужинали, все прошло гораздо лучше, чем я боялся. С ним гораздо легче общаться в одиночку! Я даже начал этюд, который, думаю, будет очень хорош» [496]. Сестре Бриттен написал: «Мне сделал заказ мужчина по имени Витгенштейн… он платит золотом, так что я возьмусь» [497].

Какое-то время отношения между композитором и заказчиком шли гладко. Бриттен закончил черновик работы к 12 августа, всего через неделю после того, как Пауль прибыл в Гавану. В октябре Пауль играл партию фортепиано наизусть и, кажется, был доволен, но автор и исполнитель были разделены — Пауль не мог въехать в США, а Бриттен боялся ехать на Кубу, иначе ему тоже могли запретить вернуться в Штаты. Эта ситуация больше расстраивала пианиста, чем композитора. Бриттен организовал исполнение работы на двух фортепиано для известного дирижера Симфонического оркестра Цинциннати, Юджина Гуссенса, который был так впечатлен, что немедленно написал Хайнсхаймеру: «Совершенно блестящая работа, и снова подтверждает тот факт, что Бриттен выдающийся молодой человек в современном музыкальном мире» [498].

Пауль (ему было уже пятьдесят три года), улетел из Гаваны во Флориду 10 февраля 1941 года, а Хильда (двадцать пять) и дочери Элизабет (пять) и Иоганна (три) и фройляйн Ролли (пятьдесят пять) через три дня последовали за ним на корабле. На посадочных документах напротив фамилии Хильды грубой рукой сотрудника иммиграционной службы было нацарапано: «В заявлении мужа указано, что у него на счету 200 000 долларов, а у нее серьезное нарушение зрения, почти полная слепота». В Америке они с девочками переехали в уютный дом в Хантингтоне на Лонг-Айленде. «Приятное место, — говорил Пауль, — с видом на залив и очаровательным садом, где я посажу клубнику и красную смородину. Самое главное, что он всего в десяти минутах от пляжа» [499]. Всю оставшуюся семейную жизнь Хильда жила с детьми на Лонг-Айленде, а Пауль — в квартире на Риверсайд-драйв на Манхэттене, он приезжал к ним по выходным и на школьные каникулы.

В Хантингтоне Хильда гордо заявила, что снова беременна. Пауль очень хотел сына и обрадовался новостям. Его отношения с Бриттеном начали портиться. Как и в случае со Штраусом, Корнгольдом, Равелем и Шмидтом, Пауль обвинил композитора в том, что оркестр играет слишком громко. Бриттен, заявил он, типичный современный композитор, который «нехорошо себя чувствует», если ему не позволяют довести партию оркестра до абсурда; «бессмысленно бороться с вашим оркестром, — писал он, — ревет как лев… оглушающий шум… Нет такой человеческой силы, чтобы фортепиано соревновалось с четырьмя горнами, тремя трубами, тремя тромбонами и двойными деревянными духовыми инструментами, и все одновременно производят шум» [500]. Молодой композитор сначала стоял на своем и отказывался вносить изменения. Премьеру произведения, в итоге названного Diversions , назначили на январь. Пауль должен был играть с Филадельфийским оркестром под руководством венгерского дирижера Юджина Орманди. Бриттен написал английскому издателю: «Мы слегка повздорили с герром фон Витгенштейном по поводу моей работы — если я в чем-то разбираюсь, так это в оркестровке, так что я сопротивляюсь. Он действительно старый зануда» [501]. Неудивительно, что Питер Пирс согласился: «Витгенштейн глупо и упрямо придирается к оркестровке Diversions и пытается переманить Орманди на свою сторону. Значит, будет череда тактичных, но твердых писем от Бена» [502].