Александр Во - Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

Джи все еще был в Вене, когда пришли новости. Как американскому гражданину ему не угрожала немедленная опасность, но они с матерью отчаянно пытались переправить из страны контрабандой как можно больше ценностей, пока не стало хуже. 10 сентября, собираясь вернуться в Вашингтон, он упаковывал чемодан и украдкой под кипой брюк и носков положил немалую часть оригиналов музыкальных рукописей: скерцо струнного квартета Бетховена, опус 130; песню Lied aus der Ferne [485]; 19 писем Бетховена; вариации Брамса на тему Генделя и две версии фортепианного концерта в ре-минор; серенаду Моцарта (К 361) и Струнный квартет до мажор (К 515); шесть песен Шуберта, включая известную Die Forelle («Форель»), сонату для фортепиано в четыре руки и коллекцию черновиков «Валькирии» Вагнера.

Карл и Леопольдина были завзятыми коллекционерами музыкальных рукописей. Гретль унаследовала некоторые из них и расширила коллекцию новыми приобретениями после смерти отца. В 1920-е годы, прежде чем Джером опозорился во время краха Уолл-Стрит, она поручила ему покупать музыкальные рукописи, а также французскую живопись и восточное и египетское искусство. Все это можно было рассматривать как долгосрочные инвестиции, купленные на ее деньги, на основании его очевидно компетентного мнения. Таким образом Джером собрал несколько выдающихся коллекций. Многие рукописи, находившиеся в Вене в июне 1938 года, скрыли от нацистских инспекторов и не заявили в имущественной декларации Гретль. Во время «паспортного дела» кое-какие из них нашли, и власти поместили их в хранилища Австрийской национальной библиотеки, но оставались и другие, надежно спрятанные. Именно их Джи заталкивал в чемодан в надежде вывезти за пределы Австрии.

Он собирался на поезде пересечь в Бухе границу с Лихтенштейном и прибыть в Швейцарию, из Цюриха отправить рукописи с дипломатическим курьером в Вашингтон, а самому поехать через Париж в порт Ле Вердон на западе Франции и там подняться на борт парохода Manhattan , направлявшегося в Нью-Йорк. Но на австрийской стороне границы в Форарльберге поезд остановили. Гестапо и «Грепо» (пограничники) прошлись по вагонам, осматривая весь багаж пассажиров. Когда на дне чемодана Джи обнаружили рукописи, его сняли с поезда и все еще допрашивали, когда поезд отошел от станции без него. В рассказе об этом происшествии, записанном много лет спустя, Джи рассказывает:

Мне хватило ума четко заявить, что только идиот может попытаться вывезти такие ценные рукописи из Рейха, и что это всего лишь аккуратные и красивые современные копии. Боги Олимпа закрыли меня своими руками, болваны поверили мне и без всякой любезности разрешили, как важному американцу, сесть на следующий поезд на Цюрих в 6 часов [486].

Если поверить этому рассказу, то таможенники и пограничная полиция действительно круглые болваны, ведь их учили именно не позволять вывозить ценности из Рейха. Они, по всей вероятности, слышали фразу «это всего лишь копии» тысячу раз, и, скорее всего, в случае сомнений прибегали к помощи экспертов. Маловероятно, что трое, а то и больше офицеров, проверив рукописи Джи, согласились с тем, что это всего лишь «красивые современные копии»; скорее пограничная полиция быстро навела справки и оказалось, что Джи Стонборо, как считали в Берлине, «важный американец».

Джи задержали на границе на шесть часов, и его пригласил погулять человек, которого сняли с того же поезда — он утверждал, что он булочник из Санкт-Галлена, но Джи подозревал, что это швейцарский разведчик. Пока они гуляли, Джи, судя по всему, ничего ему не рассказал, разговор шел о погоде. Такова, по крайней мере, его версия событий. Если он говорит правду, то он повел себя нетипично, обычно ему трудно было сдержаться и не похвастаться. Как только он в безопасности вернулся в Америку, репортер светской хроники Дадли Хармон сообщила в своей колонке в Washington Post: «Лайнер Manhattan , пришвартовавшийся в Нью-Йорке в субботу, целиком набитый пассажирами, привез обратно нескольких вашингтонцев, в том числе Джона Стонборо, который развлекал друзей за коктейлями байками о том, как трудно выехать из Европы» [487].

Рассказал ли что-либо Джи швейцарскому булочнику, неизвестно. В Грепо, однако, сидели не такие дураки, как он думал, потому что как только он пересек со своим ценным грузом границу, его мать, находящуюся в Вене, посетило Гестапо. На этот раз они прошлись по всем ее хранилищам частым гребнем, и зная, что в июне 1938 года она переправила шесть рукописей Людвигу для хранения, сразу же предупредили ее об уголовном преследовании за нелегальный экспорт национальных сокровищ. И снова с помощью Индры она смогла выпутаться из беды. Индра посоветовал ей предложить государству по «разумной цене «свои рукописи и рукописи Джи в обмен на иммунитет от судебного преследования. Речь шла о рукописях, конфискованных из ее дома во время ее ареста и отправленных в Национальную библиотеку. Среди них были автографы симфоний Брукнера и Вагнера, принадлежавшие Гретль, фортепианного квартета Брамса и квинтета Вебера — собственность Джи, другие произведения Брамса и Шуберта и письмо Бетховена. Доктор Индра запросил, чтобы в обмен на продажу этих сокровищ в библиотеку по смехотворно низкой цене ей позволили бы, не облагая налогом, вывезти хотя бы одно из них — рукопись третьей симфонии Брамса (которая когда-то принадлежала дирижеру Гансу фон Бюлову, а теперь ею владеет его нечестивый сын Томас).

Именно это последнее предложение заставило австрийского офицера, занимавшегося этим делом, Фридриха Платтнера (главу Министерства образования, культуры и государственного обучения в Министерстве внутренних и культурных дел) просить совета у высоких властей в Берлине. 9 января 1940 года он написал печально известному главе рейхсканцелярии Гансу Генриху Ламмерсу, что «угроза преследования» побудила вдову Стонборо предложить ее собственные рукописи и рукописи сына Национальной библиотеке всего за 50 000 рейхсмарок. В письме говорилось:

Чтобы придать предложению особый вес, семья Стонборо привлекла внимание к тому факту, что во время предстоящих переговоров о том, как разделить оставшиеся в Цюрихе активы стоимостью около одного миллиона швейцарских франков, семья сможет либо перевести, либо запретить переводить эту сумму в пользу немецкого Рейха; в последнее время представитель Рейхсбанка уделил особое внимание этому факту из-за вмешательства в пользу семьи Стонборо со стороны Центрального бюро по защите наследия в Вене.

Стоит также упомянуть вероятность, что семья Стонборо — а доктор Джон Стонборо занимает предположительно влиятельный пост в Министерстве труда в Вашингтоне — способна, возможно, через дипломатические каналы, оказать давление и получить разрешение вывезти симфонию Брамса, ничего не давая взамен [488].