Виктор Максимов - Исповедь старого солдата

Во время учебы у меня зародилась идея заняться проблемами научной организации труда на промышленном предприятии. Через год-полтора о планах НОТ заговорили по всему Союзу. В это же время правительство вводит в штатное расписание предприятий должность главного экономиста, заместителя директора. С легкой руки декана факультета Валентина Готлобера, принимаю предложение вступить в должность главного экономиста на одном из предприятий. И надо же — не успеваю оглядеться, как правительство решает провести экономическую реформу народного хозяйства страны. Мало того: наше предприятие оказывается в числе 41 такой экспериментальной площадки.

Первый год работы в условиях экономической реформы превзошел все ожидания: забыли о социалистическом соревновании, различных повышенных обязательствах, работали и думали о конечных результатах. Все получилось! Увеличились отчисления в государственный бюджет, предприятие получило приличные средства по сравнению с предыдущим годом на развитие производства, а коллектив — приличный фонд материального стимулирования к зарплате.

Дошло до того, что уговаривали членов коллектива: «Пожалуйства, возьмите путевочку на круиз по Черному морю, на «Адмирал Нахимов», и дорогу оплатим, поезжайте, отдохните». Построили и летний пионерлагерь…

Но недолги были радости, как писал поэт Некрасов. На следующий год правительство урезало наполовину коэффициенты фондов материального стимулирования, а потом еще и еще. Постепенно о реформе и говорить перестали… Все вернулось на круги своя: социалистическое соревнование, снова повышенные обязательства, экономическая учеба с ИТР по четвергам в рабочее время… Не выдержала советская власть, загубила экономическую реформу, снова все по плану. Наверху видней, партия все делает для народа и заботится о народе, о его будущем…

Я вдохнул струю свежего воздуха экономики, даже голова заружилась от успеха, надежд, но бюрократизм, так хочется сказать — маразм нашей власти, оказался превыше всего. Не в обиду, но хочется вспомнить Гоголя. Действительно, Россия богата дураками… Говорить не хочется — стыдно и обидно.

Работа пошла по старому, давно протоптанному пути, угас интерес к ее результатам. Обобщил материал по организации труда, который получил в период реформы, обработал и решил издать — сорвалось.

В декабре 1967 года у меня рецидив — ранение серьезно напомнило о себе: отказывают глаза. Слепоты не было, но глаза не воспринимали свет. Когда смотришь, пронзает резкая, нестерпимая боль. Опять госпиталь, и через полгода я снова инвалид Отечественной войны. Благодарен медицинской комиссии, упросил дать третью группу инвалидности, вместо определенной, второй группы, которая законодательно запрещала работать.

Прошло время. Годика через два через фильтр очков начинаю общаться с окружающим миром. Приватно читаю на курсах повышения квалификации по курсу экономики промышленных предприятий, с уклоном на организацию производства. В мои руки попадает свежий перевод американского экономиста Терещенко курса «Управление…». Начинаю давать слушателям курсов информацию по управлению из американского опыта, а это персонал инженерно-технических работников, связанных и с управлением, и с организацией производства. Начинаем обсуждать американские предложения и рекомендации, как вести деловой разговор с человеком, с коллективом, как разговаривать по телефону, как рационально провести оперативку за 10–15 минут, на которую у нас уходят часы в спорах и разбирательствах, кто виноват, кто за что отвечает. Американцы учат — считай и береги каждую минуту рабочего времени. Если видишь, что твой заместитель умнее тебя, лучше справляется с производственными проблемами, — дорожи им, береги и помогай.

А уж говорить о туалетах и психологическом климате на производстве для наших управленцев было смешно. Удивлению не было конца. Ахали, спорили, но соглашались — действительно у американцев все продумано до мелочей. Открывались глаза и у самого, удивляло наше недопонимание значения таких «мелочей» в управлении, наше категорическое неприятие зарубежного опыта. Вопросов возникало много, и это привело меня к желанию написать диссертацию.

Советуюсь с преподавателями кафедры экономики Воронежского университета. Меня поддерживают.

Подбираю и анализирую старый багаж, интересуюсь и исследую сложившуюся практику организации и управления на заводах Воронежа, особенно на оборонных предприятиях, по договоренности кафедры с экскаваторным заводом инкогнито работаю стропальщиком. Материал получил богатый, на конкретных лицах и фактах действий администрации по организации производства, и сопоставил это с американской теорией и практикой. Организация труда, особенно рабочего места, практика управления оказались настолько примитивны, настолько хаотичны, что этот взгляд со стороны вызывал недоумение у инженерно-технического персонала. Читаю лекции на предприятиях, к ним проявляют интерес советские и партийные учреждения. Эффект — удивление, стыд за нашу действительность и озабоченность аудитории.

Подошло время защиты диссертации в институте труда в Москве. Ее содержание сводилась к исследованию и определению роли социальноэкономических факторов и управления в повышении производительности труда на промышленном предприятии. Актуальность темы была вне сомнения, в работе я главный упор делал, в том числе и на уровень профессионализма, способность и авторитет руководства предприятия, включая профком и партком, секретаря парткома.

В процессе работы над диссертацией я встретился с главным энергетиком огромного завода союзного значения по производству огнеупоров под Воронежем Владимиром Шевченко. Он был специалистом высшего класса, способным организатором, имел большой авторитет, не раз полу-чал государственные награды. Однажды на партийном собрании или конференции, не помню, он выступил с критикой работы заводской столовой, справедливой и поддержанной товарищами. Полетели «камни» и в адрес парткома и его секретаря. После состоялось заседание парткома, на которое пригласили Владимира Шевченко. Главного энергетика сняли с работы с таким объяснением, что коммунист должен контролировать свой язык, когда дело касается авторитета коммунистической партии… Директор, услышав о таком решении, пряча глаза, только пожимал плечами.

Этот случай натолкнул меня на мысль обратить особое внимание на авторитет партийных руководителей, секретарей. При защите диссертации я с кафедры заметил, как на парткомах, перед партийными секретарями часто у директоров дрожат колени, и они идут на поводу секретарей, что иногда противоречит интересам коллектива. Как часто можно слышать голос партии — делай, или выложи партбилет на стол. Авторитет партийного секретаря не подлежит критике… Меня прерывает громкий четкий голос: