Виктор Максимов - Исповедь старого солдата

Я просил помощи у генерального прокурора, не говоря уже о встречах с областным прокурором Владиславом Туйковым. Телевидение вело передачи из госпиталя, показывались новостройки партийных дворцов на всю страну. Много чего было, и все же, наконец, мы добились своего.

В кабинете начальника госпиталя Семена Спектора прошло выездное заседание бюро обкома партии, которое приняло решение о строительстве второй очереди госпиталя.

Кроме общественности, в борьбе с бюрократической властью, которая противоречила интересам ветеранов, союзников у меня не было, но всегда был рядом Семен. Активно помогал в моральном плане: классическим матом обкладывал и обком, и правительство, но в узком кругу. Я не мог тягаться с Семеном в искусстве мата, но все же старался не отставать.

С какой горькой обидой и презрением вспоминаю сейчас чиновников от ветеранов. Как-то Борис Рассохин, Герой Советского Союза, сообщает, что нас приглашает на встречу председатель Свердловского областного комитета ветеранов, бывший облвоенком, генерал в отставке Сидоров. Пришли. Во время беседы председатель просит нас не обращаться с письмами, просьбами непосредственно в вышестоящие инстанции в Москву и убеждает, что все проблемы как личного, так и общественного характера, касающиеся ветеранов, можно и нужно решать через него, через обком партии и местное правительство. В Москве ничего не решается, и все обращения высылаются для решения обратно в Свердловск.

С этим все мы, конечно, согласиться не могли.

В начале девяностых годов местные власти Свердловской области начинают резко сокращать специально организованные отделения и койки в лечебных учреждениях для ветеранов войны, параллельно снижаются денежные средства из бюджетов как местного, регионального, так и федерального уровня для организации медицинской помощи ветеранам. По области около сорока тысяч ветеранов оказываются без надежды на получение медицинской поддержки.

В регистратуре госпиталя в то время висело объявление о том, что инвалиды и ветераны города Свердловска на лечение в госпиталь не принимаются. Все объяснялось просто: в лечебных учреждениях города было организовано для ветеранов войн 480 коек, которых постепенно не стало.

Пациентов в госпитале все больше, а денег все меньше. Первым сигналом сокращения финансирования госпиталя стал такой случай. Начальник стоматологического отделения Сергей Рыбин, прекрасный специалист, рассказал, что более чем на половину сокращены средства на закупку материалов для протезирования. В управлении здравоохранения узнаю, что средства госпиталя передали для финансирования протезирования спецбольнице обкома партии и правительства области.

Боже! С каким скандалом все же вырвал изъятую у госпиталя сумму из бюджета управления здравоохранения.

Вскоре гласности были преданы факты хищений в спецбольнице обкома партии и правительства. Говорили, что главный врач спецбольницы всю вину взял на себя и получил несколько лет тюрьмы. Однако вскоре бывший главный врач «заслужил» досрочное освобождение.

Как-то в вестибюле госпиталя отгораживается небольшой кабинетик, и на его дверях появляется табличка: заместитель начальника госпиталя по медицине Миронов. Спрашиваю у начмеда Нины Александровны, заместителя начальника госпиталя:

— Нина Александровна! Откуда взялся заместитель по медицине, кто такой Миронов?

— Я ничего не знаю, спрашивай Семена Исааковича, — голос ее звучал твердо, с оттенком неприязни к моему вопросу.

При встрече с Семеном интересуюсь Мироновым.

— Это бывший главный врач обкомовской больницы. Меня заставили его взять на работу, да еще и должность указали. Ты что, с неба свалился? Возражать было бесполезно.

По инерции, чтобы поддержать стоматологическое отделение, я обратился с просьбой к министру здравоохранения СССР Евгению Чазову, который любезно откликнулся на мою просьбу, и госпиталь получил оборудование, материалы, технику для протезного отделения.

Письмо Евгения Ивановича Чазова храню, как память о добре.

Худо ли, бедно ли, но госпиталь стал единственным домом для почти 40 тысяч ветеранов области, где они могли получить медицинскую помощь. Но есть одно «но». Свою очередь в госпиталь на лечение приходилось ждать 2–4 года, а в районах о стационарном лечении шли только разговоры.

С началом работы госпиталя пришла идея сделать ему ко Дню Победы подарок. В сочинском дендрарии покупаю маленькие пальмочки из питомника, укладываю в коробку и самолетом с подарком возвращаюсь в Свердловск. Пальмочки, рассаженные по крупным горшочкам, пусть пока и скромно — украшают палаты и коридоры госпиталя.

На следующий год, подкопив деньжонок, я снова в сочинском дендрарии. Там меня щедро снабдили пальмами, сотни под две, среди которых десятка три оказались небольшими деревцами, что потребовался автотранспорт для доставки их в аэропорт.

Замечу, по инициативе добрых людей, с учетом их вклада в подарок госпиталю цена на пальмочки была минимальная.

В аэропорту приобретаю билет по льготной цене, как инвалид войны, и с мешками, упаковками и свертками подбираюсь к выходу на посадку… а меня не пропускают: во-первых, придется доплачивать, если сверх нормы общий вес, да еще нужно какое-то разрешение или справку, и груз упакован странно, не стандартно.

Просьбы, уговоры не помогают. Тупик. Все.

Ищу выход: в отчаянии кричу в зале во всю глотку:

— Товарищи! Минуту внимания! Я инвалид войны, на свою пенсию приобрел в дендрарии пальмочки, чтобы подарить их госпиталю инвалидов войны 9 мая, ко Дню Победы… — В зале все насторожились. — У меня только две руки, а дежурные по посадке помочь не хотят, у них какие-то свои порядки, правила и обязанности. Доплачивать требуют, а у меня денег нет. Кто летит в Свердловск, помогите довезти подарки госпиталю, ко Дню Победы…

Короткая пауза, и в зале нарастает гул: пассажиры волной накатываются на контролеров у выхода на посадку, плотно блокируют их. Появилось начальство. Что происходило, нам, россиянам, представить не составит труда: эмоций было через край, да таким хором, голосами и словами… Минут через двадцать — тридцать в сопровождении работников аэропорта и в окружении возмущенных пассажиров я шел на посадку в самолет, и руки мои были свободны. Люди же не могли успокоиться, упреки в адрес аэропорта были конкретны — инвалид войны, День Победы! Комментарии, которые сыпались в адрес Аэрофлота, были нелицеприятными.

В Свердловске, после приземления самолета, как только открылась дверь, раздался голос: «Кто здесь с пальмами для госпиталя?»

Встретили просто, по-человечески: доставили пальмы от борта самолета к госпитальной машине, переложили и поздравили с наступающим Днем Победы.