Александр Красовицкий - Императив. Беседы в Лясках

— У него журнал был?

— Да, это была редакция ежемесячника «Культура» в Париже. Коммунисты сделали в Варшаве еженедельник «Новая Культура», чтобы была конкуренция, но всегда побеждала парижская «Культура». Они делали такие маленькие экземпляры, которые можно было в кармане привозить и читать с лупой, потому что просто так прочитать было невозможно, такие были маленькие буквы. Это для того, чтобы можно было провезти журнал через таможню.

— Он похоронен в Париже?

— Да, в Париже. Он был, можно сказать, космополитом, потому что как аристократ был и многоязычным, и имел много контактов среди мировых политиков, его очень уважали. Но он хотел быть духовным вождем и никогда ни к какой власти не приближался. Он боялся, чтобы власти не использовали его в своих целях, поэтому не хотел приезжать в Польшу. Он очень хорошо выглядел. У меня где-то есть фотография с ним, мы где-то были вместе на ужине и сфотографировались. Я еще помню, что немного стеснялся из-за того, что немного как журналист поступаю, но подумал, что позже пригодится эта фотография, чтобы память о Гедройце осталась.

— И с Милошем есть фотография?

— Да, и с Милошем, и с Грудзинским [178] Густав Херлинг-Грудзинский (1919–2000) — польский писатель и журналист. Крупная — наряду с Гомбровичем и Милошем — фигура польской литературной эмиграции XX века. . Тот жил в Италии и был мужем дочери Бенедетто Кроче [179] Бенедетто Кроче (1866–1952) — итальянский интеллектуал, атеист, критик, философ, политик, историк. Представитель неогегельянства. Оказал большое влияние на эстетическую мысль первой половины XX в. Его самая известная работа называется «Эстетика как наука выражения и как общая лингвистика» (1902). . Кроче был самым великим итальянским философом XX века. В противоположность Грамши, который был коммунистом, марксистом. У Кроче была совсем другая философия. Его дочь, она жива и сегодня, была женой Херлинга-Грудзинского, который был близким сотрудником Гедройца, представителем издательства «Культура» для Италии. Милош тоже принимал в этом участие.

Чеслав Милош, польский поэт, переводчик, эссеист. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1980 г.

И вся наша оппозиция открыто или под псевдонимами печаталась в «Культуре». Когда Гомулка пришел к власти (после 1956 года), то он пытался прекратить это, чтобы наши писатели не посылали свои статьи в Париж, и решил издать закон: за то, что публикуются в антикоммунистических изданиях, будет штраф. И несколько наших выдающихся писателей того времени сказали: мы не отступим, и дальше будем печататься под своей фамилией. И тогда Гомулка сказал, что посадит их в тюрьму за это. Но они ответили, что пусть попробует, зная, что Гомулка хотел хороших отношений с Западом, а значит, это было бы для него неудобно. Я веду к истории с Цат-Мациевичем, был такой писатель, тоже из Литвы, из Вильнюса, который тоже был эмигрантом, а потом вернулся после 1956 года, решил, что место поляка в Польше и надо вернуться. Но, конечно, ему было трудно издавать свои статьи — он был больше публицистом, — потому что он был против того, что коммунисты начали делать, ограничивая свободу после 1956 года. Они согласились, но в течение года начали ущемлять свободу слова, ведь они обещали Хрущеву, что это только на короткий момент будет такая свобода. Я об этом говорю, чтобы подойти к смешной истории, которую я рассказываю моим студентам. Она потом появилась в моей картине, но в жизни она была гораздо смешнее.

С Кириллом Разлоговым. 2009 г.

У Цат-Мациевича, человека огромного темперамента, который к тому же, скажем мягко, любил выпить, была собака, боксер, а эти собаки умеют выпивать остатки алкоголя. И бывало даже так, что хозяин еще был трезвым, а собака уже шаталась. Он разрешал ей пить алкоголь, она сама это делала прямо из бокалов. И после того как Гомулка сказал, что будет всех сажать, заместитель Гомулки, был такой товарищ Клишко, довольно образованный человек, довоенный учитель, позвонил, чтобы предупредить Цат-Мациевича о возможных репрессиях. А тот был немного простужен, и его дочь готовилась делать ему укол. А для укола надо протереть задницу для дезинфекции спиртом. И уже все было готово для укола, когда позвонил телефон. Дочь взяла трубку, поняла, кто звонит, и сказала отцу, что это второй секретарь ЦК партии. А в этот момент собака заинтересовалась запахом спирта и полизала писателю задницу, и тот заорал: «Пошла вон, собака!» По-русски крикнул, потому что он был связан с русским, да и поляки вообще любят ругаться по-русски. И тогда партийный товарищ, услышав это, положил трубку. После этого начались репрессии. Нескольких судили, они получили срок, кажется, полтора года. Но их не сажали. И они сами ходили вместе с корреспондентами под тюрьму и просили тюремное начальство, чтобы их приняли. А у тех была инструкция: откладывать это наказание, чтобы их не посадили никогда. Это были Киселевский и Ясеница [180] Павел Ясеница (настоящее имя Леон Лех Бейнар, 1909–1970) — польский писатель, эссеист и публицист. , историк. Он был автором такой хорошо, доступно написанной истории Польши в трех томах (особенно о ягеллонской Польше). Этот труд, я думаю, и сейчас интересен, потому что это вне времени. И это все те идеи, которые были у Гедройца. Это такой взгляд на Речь Посполитую.

— И ему разрешали печататься в Польше?

— Да. С трудностями, но печатался здесь. Это когда была такая волна патриотическая, ему разрешили. Это была для нас всех основательная история Польши («Польша Пястов», «Польша Ягеллонов» и «Речь Посполитая обоих народов»), рассказывавшая о поляках и литовцах, ну и о русинах, которых мы с литовцами всегда обманывали. Я даже вчера об этом говорил публике в Литве и видел, что они удивляются, когда мы говорим им: вы уходите с линии, где стреляют, а все-таки вы вместе с нами обманывали украинцев, не мы одни. Это, конечно, немножко помогает, у них в Литве огромные проблемы с идентичностью сейчас, поэтому хорошо, если человек хоть чуть-чуть посмеется. Вчера у меня была такая встреча. И они так удивлялись, что, говоря о серьезной теме, можно смеяться. У них это все проходит в таком настроении борьбы, с мыслью, что надо защищать себя. А я допускаю, что мы все смешны, даже в Европе делаем такие глупости, а потом поколения из-за этого страдают. Мы не можем обо всем только серьезно рассказывать, надо хотя бы иногда говорить с улыбкой.

Дом в Лясках. Комната, где проходят репетиции спектаклей