Николай Рыжков - На острие проблем — 4

Что же подвигло меня дать согласие, а затем пойти на выборы? Я без всяких колебаний всегда считал, что Родина у меня одна. Жизнь в ней будет продолжаться, и, может быть, мой положительный, да и отрицательный опыт пригодится ей.

На выборы пошел как независимый кандидат. В моем округе было 10 районов и город Белгород. Победил с неплохим результатом. В Государственной Думе я был депутатом восемь лет (второй и третий созыв), а затем в 2003 году перешел в Совет Федерации.

Мне нет необходимости подробно освещать эти годы моей жизни. Хочу только отметить, что первый созыв Госдумы, судя по информации в СМИ, действительно очень мало чем отличался от съездов народных депутатов СССР и его Верховного Совета. Те же крики, драки и т. д. и т. и. Второй созыв во многом освободился от дешевых митингов. Его большая заслуга в том, что он заложил основы нормального парламентаризма и законотворчества.

Что же касается Совета Федерации, то здесь тоже были сложные времена, поиск нормальных форм парламентаризма и основ деятельности нашей палаты. Главным, основополагающим элементом нашей деятельности являлось и сейчас является то, что мы обязаны решать двуединую задачу: защищать интересы государства и интересы регионов, которые мы представляем. Мудрость Е.С. Строева была в том, что в Совете Федерации была запрещена фракционность. Если бы это не было принято, мы бы с вами стали Госдумой номер два.

В этом моем повествовании я рассказал не обо всем, а осветил только основные вехи моей жизни во времени.

Но так распорядилась моя жизнь во времени — когда она была посвящена времени созидания, времени глубокого осмысления будущего страны, но это было и тяжелейшее ее время.

Не только сейчас мне тяжело вспоминать эти события, которые обрушились на страну и лично на меня, как главу ее правительства, но и вся страна переживала трудные времена, ввергнутая в пучину ужасных катастроф, стихийных бедствий и кровавых межнациональных конфликтов. На мою долю как Председателя правительства выпало окунуться в гущу этих событий.

Не могу обойти стороной страшнейшую техногенную аварию на Чернобыльской атомной станции. Это стало испытанием страны — подобных катастроф до этого не было. Да и не только страны, но и меня как главы правительства СССР со стажем деятельности шесть месяцев. Весной 1986 года взорвался четвертый блок Чернобыльской атомной электростанции. Эта планетарного масштаба техногенная катастрофа поставила нас перед принципиально новыми вызовами.

Если к природно-стихийным катаклизмам — землетрясениям, наводнениям и т. и. — страна, разумеется, готовилась, то здесь мы столкнулись с бедствием, неизвестным мировой практике. Такого масштаба авария на ядерном объекте впервые произошла именно в СССР. Непознанность ее причин, соответственно отсутствие априорных алгоритмов ее ликвидации, стали огромной проблемой.

Мощная промышленная держава, обладавшая уникальным научным (фундаментальным и прикладным отраслевым) потенциалом, оказалась не готовой к таким экстремальным техногенного характера ситуациям. Разработку соответствующих научных рекомендаций пришлось вести непосредственно в процессе ликвидационных работ.

Чернобыльская трагедия продемонстрировала незаурядные возможности работы страны в мобилизационном режиме. Четкость и эффективность руководства вкупе со стремлением огромного множества граждан принять личное участие в реализации общего проекта — это не красивые слова, а реальность того времени. И хотя я занимал тогда пост главы правительства страны немногим более полугода, и такой же минимальный стаж руководства на высшем уровне имели некоторые мои заместители и министры, у нас не было паники, а была твердая уверенность в успехе. Главное — что мы тогда победили атомного зверя. Наш опыт был высоко оценен в МАГАТЭ, куда мы послали полный доклад о действиях по ликвидации последствий, который, как мне известно, во многом был использован японцами во время аварии на Фукусиме.

А беда никогда не приходит одна. Чем же так не угодила Всевышнему наша, из последних сил перестраивавшаяся на марше, страна? Не успели мы оправиться от Чернобыля, как новая беда прогремела, обрушилась страшным землетрясением в тогда еще не ставшей независимой Армении. Оно вошло в историю под именем спитакского и произошло 7 декабря 1988 года в 11 часов 41 минуту 23 секунды. Точное время назвали сейсмологи, но оно застыло и на мертвых электрических часах на площади разрушенного Ленинакана. Говорю о катастрофе планетарного масштаба — землетрясении в Армении в декабре 1988 года. Уже на следующий день я прилетел в Армению и во главе Комиссии Политбюро ЦК КПСС руководил работами на месте.

В течение всех последующих лет я не терял связей с Арменией. И, конечно, глубоко признателен ее народу за благодарную историческую память и такие ее знаки, как бюст с трогательной надписью, установленный в Спитаке, улица Рыжкова в Гюмри и высокое звание Национального героя Армении.

Возглавляя многие годы российскую сторону Межпарламентской комиссии по сотрудничеству Федерального Собрания РФ и Национального Собрания РА, я систематически бывал в Армении. Посещал пострадавшие от страшного землетрясения города. Склонял голову перед памятью десятков тысяч безвинно погибших людей.

Встречался с теми, кто потерял своих близких и собственное здоровье. Мысленно я всегда с ними, в том трагическом и героическом времени, которое многое изменило в моей жизни и моей душе…

А национальные конфликты? Фергана: националистический угар, обкуренная молодежь, большое число жертв. Я полетел туда, чтобы организовать вывоз турок-месхетинцев после погромов в Узбекистане, и нам удалось погасить этот жесточайший межнациональный конфликт. И, к счастью, подобное там уже не повторилось.

Алма-Ата, Тбилиси, Баку, Прибалтика — все эти трагические события были не спонтанными, сиюминутными действиями, а хорошо продуманными, длительно готовившимися акциями, которые в итоге явились одной из главных причин, которые привели к распаду СССР.

Все это сопровождалось демократическими лозунгами «нового мышления», гласностью, демократизацией и иными лозунгами — как только ни называлось, но только не разрушительными националистическими действиями. Все это в конечном итоге сделало свое черное дело и разрушило единое государство.

Еще один важный этап моей премьерской деятельности — борьба с антиалкогольной кампанией.

Безусловно, алкоголизм наносит огромный ущерб и вред государствам и народам, поэтому оснований для беспокойства и принятия мер по прекращению роста алкоголизма всегда было более чем достаточно.

Когда по поручению Генсека в ЦК начали заниматься этим вопросом, я сразу высказал свою позицию: это не тот путь борьбы с пьянством, он носит сугубо административно-запретительный характер и что эту огромную социальную проблему надо решать по-иному. И, действительно, начался рост наркомании и токсикомании, «зоны трезвости» соседствовали с огромными очередями, драками и проклятиями у винных магазинов. Кроме всеобщего озлобления такое рвение ничего вызвать не могло. Сильнейший удар антиалкогольная кампания обрушила на виноградарство и виноделие.