Иоанна Ольчак-Роникер - Корчак. Опыт биографии

Читателями «Израэлиты» – польскоязычного еженедельника – были современные евреи, ощущавшие себя членами польского общества, не отрекавшиеся от своего происхождения, но гордые тем, что выбрались из ортодоксального гетто. Он рассказывал об их соплеменниках, которые жили через две улицы от них, в другой исторической эпохе, без единого шанса выбраться из нищеты и цивилизационной отсталости. Напоминал им о существовании улиц Милой, Ниской, Смочей, Паньской, где еврейские лавочники живут грошовой торговлей, ремесленники сидят без работы, спят по дюжине и больше человек в одной лачуге, сырой и темной, вчетвером в одной кровати. Зарабатывают полтора рубля в неделю, часто остаются без куска хлеба. Детей гонят на работу, заставляют нянчить младенцев. Если выдается свободная минутка – сидят в грязных, вонючих двориках, ведь городские власти запретили им входить в городские парки и сады.

У них печальные глаза, бледные лица, большинство из них никогда в жизни не видели леса. И заката. Среди них есть мальчики, которые никогда не играли в мяч, не знают, как растет картошка, как выглядит белка.

– Что это? – спрашивают.

– Радуга.

Подняли глаза и смотрят: красиво… странно, очень странно.

Хватило недели жизни на солнце, на свободе, чтобы из боязливых, грязных, недоверчивых паршивцев они превратились в веселых, полных жизни детей, которые учатся мыться, спать без шапки, смеяться и играть со сверстниками, смело смотрят в глаза, не боятся признаться, если что-то натворили, не дрожат от страха, что на них вот-вот накричат или ударят.

«Как этот маленький Ганчер подбивает мяч! – Прыткий, подвижный – в нем жизни на десятерых хватит! Незначительное движение руки, а мяч под небеса улетает» {100} 100 Janusz Korczak, Michałówka. Kolonia dla dzieci żydowskich (z notatek dozorcy), “Izraelita” 1904, nr 41 – 45, 47 – 53, w: Dzieła, t. 5, s. 237. . Хрупкий Лейб, вопреки запретам беспокойного отца, купался в реке и спал с открытым окном, загорел, распоясался. Прибавил в весе на пять фунтов. Маленький Мотл, сирота, был самым веселым в группе. Спокойный, рассудительный Зисман чистым звучным сопрано на сон грядущий пел песни, которые выучил в синагоге.

Когда Каца называли «Котом Мяу» – тот бил по лбу, когда Карасю кричали «Рыба», тот очень обижался. – Жаба не обращал внимания на прозвища.

Было две Жабы, похожих как две капли воды: старший, «а гройсе Жабеле», – в моей группе. Рыжий, веснушчатый – и такая славная бестия, что невозможно на него сердиться.

– Жаба, вылезай из воды. – Ой, пожалуйста… – Вылезай немедленно. – Ой, пожалуйста!

– Он Жаба, ему положено в воде сидеть.

Именно он, и никто иной, в прошлом году поймал живую белку.

– Покажи руки. – Я больше не буду. – Снова лазил по деревьям. – Я нет, это… – Это деревья по тебе лазили?..

Руки измазаны живицей, штаны и рубашка – картина нужды и отчаяния.

– Ой, парень, плохо тебе придется: повешу на елке или утоплю.

– Я… пожалуйста… я буду слушаться.

Когда говорит – ему не хватает слов, а спрашивает обо всем, что увидит; когда слушает сказки – сидит спокойно, никому и пикнуть не позволит. – Во время нашей войны он первым ворвался в крепость; во время забегов никогда не дожидался своей очереди…

– Скажи правду: ты или не ты?

– Я буду слушаться.

И не соврал…

Как он живет здесь, в городе? Казалось, ему и полей мало… – Откуда и зачем столько жизни в ребенке убогого портного-еврея?..

Грустно… {101} 101 Janusz Korczak, Michałówka. Kolonia dla dzieci żydowskich (z notatek dozorcy), “Izraelita” 1904, nr 41 – 45, 47 – 53, w: Dzieła, t. 5, s. 252

Молодой воспитатель, защищая еврейских детей, нападал на стереотипы о специфике и неизменности национального характера. Фельетон «Цикербобе» стоит того, чтобы процитировать его:

Меня упрекнули (в личной беседе), что дети в моих зарисовках из жизни лагеря – недостаточно евреи, что это просто дети в деревне, а не еврейские дети.

Замечание совершенно справедливое: и я поначалу искал в них специфически еврейских черт; но что поделать – не нашел. <���…>

Трусость, легендарная еврейская трусость! Были и такие; но основная масса, огромное сплоченное большинство – высмеивало их, давало им прозвища: «цикербобе», «шлимазл» – это вроде «недотепы», – а все же они в одиночку лезли в будку – о чудо! – цепных псов, с которыми у них завязалась тесная дружба. – Грязь, говорите? – По собственной инициативе они после обеда просили таз; поначалу только перед обедом мыли руки. – Далее: расчетливость, если не ошибаюсь, – хитрость, корыстолюбие? – Для этого не представлялось случая; то в одном, то в другом проявлялись задатки того, кто на школьном жаргоне зовется подлипалой, но они быстро излечивались от этого недостатка, не найдя поля для деятельности. – Наконец, вранье, мошенничество? – Если ребенок видел, что правда не повлечет за собой плачевных последствий в виде наказания, – зачем ему было врать? – И еще: лень? А они-то трудились до седьмого пота, когда строили из прутьев свою крепость; в другой день полдня работали, посыпая песком беговую дорожку; в другой раз меньше чем за час собрали охапку хвороста высотой с одноэтажный дом; всегда были рады прогулкам в пару верст длиной.

А если бы им позволили драться всерьез, повыбивали бы друг другу зубы не хуже христианских мальчиков. <���…>

Здесь, на варшавской земле, – если на него натравят собаку, запустят камнем или сорвут с головы шапку и бросят в грязь – он будет «очень смешно» удирать, плакать или кричать, наш «цикербобе», крикливый беспомощный трус. – Если пошлют его родители продавать «сорок шпилек за два гроша» – будет назойливым и хитрым. – Однако не забывайте, что в лагере они живут в настолько непривычных для них условиях, что, помимо тех или иных мелких отголосков своей домашней жизни, могут стать – и становятся, прежде всего и исключительно – детьми, которым весело.

Смотрите: такой простой истине, что ребенок есть ребенок, – еще только приходится учиться. – До такой степени запутались людские мысли и понятия!.. {102} 102 Janusz Korczak, Michałówka. Kolonia dla dzieci żydowskich (z notatek dozorcy), “Izraelita” 1904, nr 41 – 45, 47 – 53, w: Dzieła, t. 5, s. 270 – 271

Вернувшись из Михалувки, он поддерживал связь с воспитанниками:

Некоторые посещают меня в Варшаве; играют в домино и лото – в субботу вечером. От них я узнал, что маленький Унгер, такой забавный и веселый, заболел тифом и умер. <���…>

– Где радуга?

– Нету.

А ведь она была не только на небе, но и в каждой капле дождя на иглах сосен; все краски радуги отражались в каждой малой капле {103} 103 Janusz Korczak, Michałówka. Kolonia dla dzieci żydowskich (z notatek dozorcy), “Izraelita” 1904, nr 41 – 45, 47 – 53, w: Dzieła, t. 5, s. 284, 285. .