Михаил Соловьев - Боги молчат. Записки советского военного корреспондента [сборник]

«Как бы то ни было, но приказ Москвы мы выполнили», — говорил Доринас мягким баритоном. «Что же касается способа выполнения, то это уже вопрос маловажный. Мы живем в жестокое время, и каждый шаг требует жертв».

«Да, да, совершенно верно», — кивал головой Вавилов.

Марк, присев на стул у двери, прислушивался к их разговору.

«Но вот что странно», — говорил Доринас. — «Мы ожидали жестокого сопротивления в амурской и зейской полосе, где живет старое казачество. Но как раз там коллективизация прошла спокойнее, чем в других частях края. Были и там бунтарские вспышки, но меньше, чем ожидалось. Если верить моему заместителю Южному, то относительно спокойный ход коллективизации объясняется его там присутствием».

Доринас улыбнулся и, щелкнув дорогим портсигаром, закурил.

«Я думаю», — сказал Вавилов, — «что потомственные казаки понимают преимущества колхозного строя».

«Это опять из газетной передовицы», — раздраженно подумал про себя Марк. Словно уловив его мысль, Доринас сказал:

«В газетах пишут, что энтузиазм приводит людей в колхозы. Но мы с вами знаем», — Доринас метнул взгляд в сторону Марка, — «и товарищ Суров знает, что они не понимают и долго еще не поймут преимуществ колхозного строя. Для того и существует партия и ОГПУ, чтобы восполнить недостаток энтузиазма. Не правда ли, товарищ Суров?»

Вопрос застал Марка врасплох. Что мог он ответить?

«Итоги коллективизации нуждаются в изучении», — сказал он. — «Необходим анализ, для которого имеется много материалов».

Доринас засмеялся.

«Я знал», — сказал он, — «что вы ответите что-нибудь в этом роде. Ваш брат, Семен Тимофеевич, так же добирался до сокровенного смысла вещей. Кстати, как он поживает? Я слышал, что он ушел из партийного аппарата».

«Да, Семен теперь на хозяйственной работе», — сказал Марк. — «Просил освободить его от партийной работы. Здоровье пошатнулось».

Доринас, слушая Марка, вежливо кивал головой.

«Подробный анализ это потом, позже», — сказал Вавилов. — «Сейчас самое важное то, что мы можем сообщить Москве о завершении сплошной коллективизации. Девяносто три и четыре десятых процента хозяйств вступили в колхозы».

«В переводе на язык строгой статистики это означает семьдесят один процент», — усмехнулся Доринас.

«Я не понимаю, что вы имеете в виду?», — спросил Вавилов, и на его лицо набежала тревога. — «Сводки перевраны?»

«Нет, всё правильно!», — успокаивающе махнул рукой Доринас. — «И ваш рапорт Москве верен. Я только хотел сказать, что нынешние девяносто три и четыре десятых процента равны семьдесят одному проценту того количества хозяйств, какое было в крае до коллективизации. Много крестьян подпало под действие закона о кулаках и… в колхозы не вступило. Но ваша сводка верна, выводя процент коллективизации от числа хозяйств, оставшихся после ликвидации кулачества. Необходимые пояснения к ней мы уже послали в Москву. Может быть, мы отпустим товарища Сурова?»

Доринас предложил Марку сесть напротив себя.

«Мне известно», — сказал он, — «что товарищ Баенко очень привязан к вам. Ему сейчас необходима ваша помощь. Как вы знаете, он выполняет специальное поручение товарища Сталина, связанное с заготовкой леса для экспорта. Некоторые… косвенные данные говорят о том, что он нуждается в помощи. Я просил товарища Вавилова командировать вас туда».

Уходя, Марк у самой двери был остановлен вопросом Доринаса:

«Кстати, товарищ Суров, что вы можете сказать о ссыльных, которые участвовали в первом транспорте к Большому Городу? Ко мне поступило дело, возбужденное командующим армией. Он ходатайствует об освобождении этих людей».

Марк задушил в себе желание излить негодование. Давно уже Блюхер, выслушав его рассказ о Таманове и других ссыльных, приказал писать от его имени ходатайство об освобождении их. С тех пор дело медленно двигалось по дебрям ОГПУ, и Марк начинал терять надежду.

«Это замечательные люди, товарищ Доринас», — горячо сказал он. — «Потеряв свободу, они остались советскими людьми. И вот, уже год нет решения по их делу».

«Что такое год», — сказал Доринас и вежливая улыбка была на его лице. — «В тюрьму широкие ворота ведут, а из тюрьмы — игольное ушко. Но теперь их дело на ходу, не волнуйтесь».

В тот же вечер Марк выехал к Баенко, и на другой день был на той станции, от которой берет начало зейский тракт.

Марка у таежной станции встретил грузовик, посланный за ним с прииска Холодного. По пути подбирали случайных пассажиров. В лесу увидели женщину с ребенком и двух крестьян в тулупах. Шофер, скаля зубы, сказал:

«Колхознички ждут. Бедными были — на конях ездили, богатыми стали — пешком ходят».

Подобрали и их. Марк пересел в кузов, чтобы женщина с ребенком могла быть в тепле шоферской кабины. Автомобиль с рычанием скакал через ухабы. Отчаянно матерились пассажиры, но подвыпивший шофер неумолимо гнал вперед.

В кузове, кроме Марка, было еще пять человек. Погода для тех мест не такая уж и холодная, но неподвижное сидение заставляло людей посильнее запахивать на себе полы тулупов. Народ случайный — служилый люд из леспромхозов и с золотых приисков да те два колхозника, что подсели в автомобиль вместе с женщиной. И разговоры деловые. О нормах выработки толковали люди, о плохом снабжении, нехватке рабочих рук. Колхозники — те больше молчали, слушали.

«Хорошо еще, что заключенных нагнали в лес, а то хоть ложись, да помирай!» — говорил пожилой человек в круглой шапке. Между шапкой и воротником его тулупа высовывался красный нос, пересеченный синими жилками. Ему отвечал голос молодого парня, судя по его словам — бухгалтера с прииска.

«Без заключенных плана не выполнишь», — уверял он. — «План загибают такой, что только диву даешься, а рабочих нет, а снабжение плохое, одежды не получишь. Наш прииск Холодный на обслуживание заключенными перешел, дела теперь у нас поправляются».

«У вас-то дела поправляются, а вот как у заключенных?» — с усмешкой спросил басовитый человек с буйной бородой, для которой не находилось места под тулупом, и она то и дело выползала наружу. В таких случаях человек распахивал тулуп и тщательно укладывал ее на грудь.

«А что у заключенных?» — вскрикнул бухгалтер. — «Им всё равно, где работать, а у нас им лучше, чем в лесу. Правда, нам первосортных лагерников не дают, а всё больше интеллигенцию и бабьё, слабосильную команду, одним словом, но все-таки план выполняем».

«Вы, черти золотоносные, не только план по золоту выполняете, но и по случке», — басом сказал бородатый. — «Рассказывают, что у каждого из вас не две, так три полюбовницы среди арестанток имеется. Жен своих с прииска сослали, чтобы не мешали, а сами балуетесь».