Клаус Кеннет - 2 миллиона километров до любви

У подножия горы Нанга Парбат (8125 метров) я взял лошадь и договорился с проводником, который согласился указать мне путь к вершине. Но когда мы забрались довольно высоко, проводник испугался и отказался идти дальше, сказав, что здесь водятся медведи и белые тигры.

Вообще-то без гида и средства передвижения нельзя было продолжать путь. И все же я упорствовал, пошел дальше пешком — абсолютно один — и поднялся на высоту около 6000 метров. Вокруг лежал снег, воздух был разреженным, ноги окоченели. Зачем я залез сюда? У меня было две задачи. Во-первых, мне хотелось найти особое место для медитации, и вдобавок я хотел испытать себя и доказать себе и всему миру, что мне никто не нужен. Гордыня никуда не делась, хотя в тот момент, честно говоря, гуру Клаус был на грани фола.

Часа два я пытался провести в медитации, но дышать было очень трудно, и ледяной ветер пробирал до внутренностей. Стало ясно, что если остаться здесь на ночь, то вполне можно замерзнуть насмерть. Холод был настолько силен, что моему сознанию не удавалось обмануть тело. Зато в этих экстремальных условиях я вдруг как будто со стороны взглянул на ту бессистемную и беспутную жизнь, которую вел три десятилетия. Да, время от времени во мне рождалась тяга к стабильности, спокойствию, безопасному существованию. Но вскоре это проходило, и почва снова уплывала из-под ног. Истина, предлагаемая индуизмом, была многоликой. Тысячи богов, священные животные, бесчисленные мудрецы и гуру… Но ведь я не нашел того, что искал. Моя душа не обрела ни подлинного покоя, ни радости, ни свободы, ни любви. Все осталось: эгоизм, страдания, погоня за призрачным, ускользающим счастьем — и опустошенность. Как я мог чему-то учить других и быть авторитетом, если сам не был удовлетворен тем, что пытался проповедовать? Кстати, такие же претензии я мог бы предъявить любому из тех учителей, с которыми встречался, изучая верования индусов!

Выходит, я — лицемер?

Несмотря на семь лет усиленных экспериментов и работы над собой, мне не удавалось уйти от невеселой реальности в другую, и подлинной жизни у меня не получалось. Да, эти годы не прошли даром, но у меня лишь разгорался аппетит к «сенсациям». Я приобрел эгоистическое желание достигать все новых духовных высот, чтобы реализовать свою гордыню и самому стать богом. Высоко в горах был удивительно чистый воздух — но в голове у меня плыл туман.

Таково было состояние моего ума, когда я посетил несколько буддийских монастырей в Гималаях. В каждом мне удалось пожить не по одному дню. Многое меня заинтересовало и восхитило, но ни в одном не захотелось остаться. Стены обителей украшали удивительные росписи: сцены из жизни Будды и картины, иллюстрирующие человеческий путь самосовершенствования. Когда я рассматривал их, было очевидно: этот путь прекрасен, но сам я от него очень далек. Я совсем запутался, погряз в теориях и заблуждениях. Монахи были гостеприимны. В те годы к ним редко наведывались паломники. Я казался им таким же «экзотическим фруктом», как и они мне. Некоторые немного говорили по-английски, так что я мог вести с ними беседы — правда, не очень глубокие. Случались моменты, когда казалось: здесь, среди последователей Будды, в окружении немых скал, мне будет легче достичь внутреннего покоя. Иногда очень полезно, рассуждал я, оказаться подальше от искушений города — красивых женщин и супермаркетов. Однако от мысли остаться в гималайском монастыре надолго я все же отказался. Меня угнетала удаленность от мира, весьма скудный рацион (его основой был сдобренный жиром чай) и нехватка витаминов. Здесь восемь месяцев в году владычествовала зима, а температура падала до минус 45 градусов по Цельсию.

Я вернулся в Калькутту, но оставаться в Индии и продолжать погружение в индуизм мне не хотелось. Поэтому я решил посетить еще один форпост буддизма — по рекомендации важного для меня человека, который таинственным образом снова вошел в мою жизнь.

Дело в том, что по возвращении в Калькутту я встретил свою бывшую жену Урсулу. Последние семь лет я периодически писал ей и иногда получал ответы. Она знала, где меня искать. Жизнь Урсулы складывалась куда спокойнее, чем моя, но она тоже пребывала в духовных поисках и присоединялась к нескольким сектам, в том числе к «Детям Бога» [7] Children of God («Дети Бога») — секта, основанная в конце 1960-х гг. в США и получившая распространение в странах Европы. Учение ее идеологов основано на христианских догматах, однако к ним добавлены нетрадиционные верования. К секте присоединились многие участники движения хиппи, которые привнесли в ее ритуалы свойственную им свободу нравов и идею сексуальной революции. Вернуться . Я был очень рад увидеть ее снова: все-таки мы много пережили вместе. Внешне она вроде и не изменилась и была похожа на большинство западных туристов, приезжающих в Индию. Обычная молодая женщина в футболке и джинсах. Но я-то знал, какой у нее большой стаж в поиске истины (не меньше, чем у меня). На тот момент она, как мне показалось, преуспела больше, чем я.

Урсула рассказала, что только вернулась из поездки в Таиланд, в монастырь одного из известных буддийских учителей, которого звали Аджан Ча. И теперь собирается возвратиться туда, чтобы поселиться там навсегда. Обитель расположена на восточной окраине страны, неподалеку от границы с Камбоджей и Лаосом. Урсула предположила, что, возможно, я тоже захочу обосноваться в этой общине, в которой живут и мужчины, и женщины.

В один из дней мы вместе с ней посетили мать Терезу. Моя бывшая жена, как и я, была весьма невысокого мнения о христианстве. Но я никогда не забуду, как мать Тереза и Урсула смотрели друг на друга: казалось, что это две подруги, духовные сестры, знакомые много лет. Позднее Урсула сказала мне, что сохранила глубоко в сердце память о встрече со знаменитой монахиней. Этот образ поддерживал и укреплял ее в самые трудные минуты жизни.

Я решил, что обязательно навещу бывшую жену в тайском монастыре, но не сразу. Я боялся новых разочарований. В течение года я странствовал по Юго-Восточной Азии — искал приключений ради самоутверждения, смирившись с тем, что попытка найти себя в индуизме оказалась неудачной. Я был готов к чему-то новому.

В феврале 1978 года я наконец почувствовал, что готов вступить в молчаливый мир буддизма, в котором время будто бы застыло. Довольно бродить среди обезьян, скорпионов и змей в малайских джунглях! Пора разведать, что делается в непроходимом лесу, «выросшем» у меня внутри. Больше я не буду пытаться приобщиться к теизму (то есть монотеистическим или политеистическим религиям, где существует личностный бог или боги). Хватит с меня тех разочарований, которые уже пришлось пережить! Мне ничего не остается, как обратиться к философии, где личность вообще стерта. Буду жить в монашеской общине Аджана Ча до конца своих дней в надежде, что обрету желанную свободу и покой.