Клаус Кеннет - 2 миллиона километров до любви

«Маи пен раи» — это лаосское выражение бесконечно повторяли в монастыре и в окрестных деревнях. Оно переводится как: «Будь что будет. Все равно». Ничего с этим не поделаешь. Пусть его. Проявление эмоций считалось слабостью, потерей лица. Я остро ощущал недостаток любви в этой культуре. Может, я и недостоин любви, но я ждал ее и мечтал, чтобы ко мне отнеслись с минимальным сочувствием и пониманием, а не с полным безразличием. И тут, в момент непереносимых душевных мук и одиночества, вдруг пришло облегчение. Неведомый Бог, видимо, решил явить Себя мне, Своему страдающему чаду. Не исключено, что Он сознательно поставил меня в такую ситуацию, чтобы я смог увидеть и распознать Его. Вот как это было.

Неласковый прием в монастыре привел к тому, что я решил навеки покинуть это место, которое теперь казалось лагерем пыток. Перебравшись через толстую кирпичную стену в тихом месте, где меня никто не мог видеть, я углубился в лесную чащу, а потом бежал через рисовые поля. Мне чудилось, что все «добрые духи» оставили меня. В конце концов я устал и сел на сухую землю — абсолютно опустошенный и бесприютный. Машинально сунув руку в карман монашеской робы, я нащупал какой-то шершавый предмет. Я вытащил его и понял, что это маленький Новый Завет, подаренный мне матерью Терезой. Я помнил, что он хранился в кармане одной из моих роб, — и вот по странному стечению обстоятельств именно ее я надел сегодня. В моем состоянии ни одна медитация не помогла бы мне преодолеть ту ненависть, которая клокотала внутри. Но эта книга могла помочь. Я открыл ее и начал читать. Мне попался отрывок про женщину, уличенную в супружеской измене. Из него сразу становилось ясно, почему злые и лицемерные люди не могли терпеть Иисуса рядом и желали ему смерти. Для меня в тот момент фарисеями были обитатели только что покинутой общины. Сердце у меня остановилось, когда я представил, в каком положении оказалась та женщина. Да, она изменила. Не исключено, что ее муж был одним из тех безжалостных книжников, которые били жен, но сами тайно ходили на сторону, называя это «любовью». Я таких встречал часто, и они могли принадлежать к самым разным мировым религиям. По их законам провинившаяся женщина была виновна и не имела права на помилование. Что она чувствовала в тот момент?

Мне было нетрудно ощутить свое родство с ней, потому что еще недавно я совершал куда худшие поступки. Те, кто судили ее, безусловно, и меня побили бы камнями. Подумав об этом, я ощутил горечь, боль, а также возмутился тому, что делали ее мучители. В глубине души я понимал: такие, как мы, — изгои, нарушители правил и бунтари — доведены до нынешнего состояния жестокостью этого мира, недостатком любви. Но насколько мы грешнее тех, кто лжет, публично демонстрируя всем свою праведность и чистоту? Заслуживаем ли мы за свои грехи смерти? Все эти бессердечные фарисеи и монахи своим поведением и мелочной страстью к «исполнению закона» возвели целую пирамиду предрассудков. Они пышут злобой. Я представлял, как они жаждут казни несчастной женщины, с нетерпением ждут, когда прольется ее кровь. Подобное зрелище должно доставить удовольствие этим людям с извращенными понятиями о нравственности. Они не умеют прощать и не знают пощады, а потому никогда не услышат таких, как мы. Что бы ни случилось, буддийские монахи за высокой стеной будут продолжать изучать священные книги перед мертвыми статуями.

Мне отчаянно хотелось найти выход из положения. К горлу подступали рыдания. Я продолжал читать, и чем дальше читал, тем больше изумлялся. Иисус молча чертил что-то на песке. Может, Он записывал имена тех, кто уже взялся за камни, чтобы побить грешницу? Может, Он пересчитывал их провинности? Может, Он уже признал их виновными? И вот какой Он дал им ответ: «Пусть тот, кто без греха, первым бросит в нее камень».

Я выдохнул с облегчением. На глаза навернулись слезы радости. Это была мудрость, примиряющая и смиряющая. Я вообразил, как те, кто уже схватился за булыжники, выронили их и ушли прочь, пристыженные и смущенные. Хотя в их сердцах, наверное, продолжал кипеть гнев. Иисус испортил им праздник, и они постараются отомстить при первой же возможности — наверное, такими были их мысли, по крайней мере я это ясно себе представил. Тот, Кто не дал им воли в этот раз, в следующий Сам станет жертвой публичной казни. На какое-то мгновение мне почудилось, что я очень близок к истине. Мне вдруг стало тепло и уютно. Такое же чувство посетило меня когда-то давным-давно в Гамбурге и помешало мне спрыгнуть с балкона. В душе снова загорелась надежда. Я перелез через стену и пошел обратно в свою хижину в лесных зарослях. Тот день и ту Встречу с Богом я не забыл. Новый голос заговорил во мне, и он настойчиво звал меня. Наверное, это был не Будда. Будда мертв. Со мной сейчас говорил Некто Живой, знающий меня и помнящий о том, что я существую.

Вернувшись в монастырь после блуждания по рисовым полям, я решил, что буду стойко переносить все колкости, отпускаемые в мой адрес окружающими. У меня не вырисовывалось новой цели, и потому я решил продолжать жить по законам буддийской обители. А дальше неожиданно попал в новую для меня страну и получил неожиданный, но очень важный опыт.

Впрочем, расскажу все по порядку.

Благодаря полученному мною во время чтения Евангелия утешению и ободрению я научился различать недружелюбие монахов и полезные плоды, которые, как мне тогда казалось, дает буддийская медитация. В тот момент я был убежден, что мне следует оставаться в Таиланде в общине Аджана Ча до конца своих дней. Я надеялся, что, возможно, к старости наконец обрету покой, любовь и познаю самого себя.

Однако я вовсе не собирался все время неотлучно проводить в монастыре. Мне представлялось, что очень важно познакомиться с тем, как устроена жизнь в разных городах и странах. Но разве для этого требуется отказываться от монашеского призвания? Ведь могу же я, в конце концов, покидать монастырь и не окунаться в мирскую жизнь так, как это произошло во время моей первой долгой отлучки в Бангкок.

И я решил, что иногда буду путешествовать. Больше всего мне запомнилась поездка в один из уникальных уголков планеты, где святость будто разлита в воздухе и в то же время напряженность противостояния между представителями разных религий предельно остра. Речь идет об Израиле.

Началось все с того, что меня пригласила в гости моя добрая знакомая по имени Эдит. Мы с ней начали общаться еще в Гамбурге, когда она пела в бит-группе. Потом она вышла замуж за израильтянина и переехала в Тель-Авив. Все эти годы мы поддерживали связь (правда, с перерывами). Эдит не раз звала меня приехать в Израиль. Неожиданный импульс подсказал мне — пора.