Клаус Кеннет - 2 миллиона километров до любви

Несмотря на все тяготы монастырской жизни, я серьезно относился ко всем заданиям, которые надо было выполнять. Вскоре я научился погружаться в глубокую пустоту, отрешаясь от всех мыслей и чувств. Ни разбираться в них, ни анализировать их я не собирался. Но какая-то часть моей души все же подвергала сомнению то, что происходит. С какой целью я культивирую в себе это ощущение опустошенности? Отказываясь от любой двойственности, буддизм отрицал также многое из того, что казалось мне необходимым. Разве можно испытывать радость, если сознательно перестаешь делать различие между нею и печалью? Как можно любить, никак не противопоставляя любовь и ненависть? Поэтому мне не удалось достичь даже ближайшей цели — уйти от повседневных страданий.

Меня угнетала мысль, что я стремлюсь свести ценность всего и всех к нулю. Получается, что вокруг меня живут лишь иллюзорные существа. К тому же меня озадачивало, что уничтожение различий между добром и злом грозило привести к полной нравственной безответственности. Получается, какой бы выбор человек ни сделал — ничего не изменится, и последствия его действий не так важны.

Чем больше я проникал в тайны буддийских духовных практик, тем сильнее ощущал, что в них живет нездоровый нигилизм. «Нет, в этом нет истины», — в итоге сказал я себе и решил уйти из монастыря и продолжить поиски в другом месте. Я стал делать вылазки в другие обители и чаще бывал в Бангкоке, пытаясь понять, смогу ли применить в мирской жизни то, чему научился во времена отшельничества.

Все это вызвало недовольство у окружавших меня монахов. Они злились, отпускали насмешливые замечания и колкости в мой адрес. Но это лишь прибавило силы моему разочарованию.

Куда же делась мудрость и сдержанность, которые они так старательно взращивали в себе?

Мне все чаще думалось, что в этой общине никто никого не любит. Любовь существует лишь в богословских теориях. И тогда монастырь показался мне концлагерем. Однажды я выбрался за территорию общины, для чего перелез через стену (через ворота можно было пройти, предварительно получив разрешение), и после недолгой прогулки увидел, как отец из соседней деревни жестоко избивает своих сыновей — мальчиков лет десяти-двенадцати. Все разговоры о сдержанности и милосердии кончались за монастырской оградой.

И я подумал: «Довольно с меня буддийских добродетелей. Пора возвращаться к реальности».

Как был — с обритой головой и в монашеской робе — я сбежал в Бангкок. Город находился в шестистах километрах от монастыря. Я не знал точно, когда вернусь в общину и вернусь ли вообще. В столице я переходил от одного городского монастыря к другому. Их было несчетное множество. Во время этого своеобразного «отпуска» со мной происходили разные интересные истории. Вот одна из них. Однажды я пришел в монастырскую библиотеку, чтобы посмотреть кое-какие древние книги. Вообще-то чтение считалось неподобающим занятием для монаха, но в этой библиотеке хранились старинные и авторитетные манускрипты, так сказать, культурное достояние нации, поэтому к ней относились с уважением.

Я сидел и перелистывал пожелтевшие страницы, когда в зал вошел монах Сантачитто, с которым мы дружили, и устроился на полу рядом со мной. Мы заговорили об астрологии.

— Кстати, Клаус, а кто ты по знаку зодиака?

— Телец, — ответил я.

— Ого! Сейчас как раз месяц Тельца. — Он поднял бровь и уточнил, в какой день я родился.

Я давно уже не вспоминал о такой мирской и суетной вещи, как день рождения. После секундного раздумья я сказал:

— Пятнадцатого мая.

Выяснилось, что сегодня — четырнадцатое. Мой друг с интересом посмотрел на меня.

— Я хочу предложить тебе отметить день рождения очень необычным образом, — заявил Сантачитто. — Но ты, конечно, можешь отказаться. Я не буду на тебя давить.

«В жизни должно быть место риску» — таков мой девиз, и потому я велел ему продолжать.

— Я собираюсь на юг, в город, находящийся в тысяче километров отсюда. Не хочешь ли составить мне компанию? Предстоит далекое путешествие? Отлично! Мне не надо повторять дважды. Конечно, я поеду.

— Но тут есть одно обстоятельство, — продолжал он. — Мы будем перемещаться необычным образом.

Что бы это значило? Мое любопытство разгоралось.

— Я тебе предлагаю пройти эту тысячу километров пешком.

Я застыл, открыв рот.

— Не переживай, все будет нормально, — принялся он успокаивать меня. — Думаю, в дороге мы не будем ни у кого одалживаться. Единственное, нам придется просить у местного населения воду — без нее не обойдешься. Об остальном я позабочусь.

Искушение было велико, однако рассудок подсказывал, что этот план невыполнимый и даже безумный. Чуть позже у меня появилось чувство, что на самом деле у меня нет выбора. Если я хочу продвигаться вперед и расширять собственный опыт, надо идти. И я согласился. Хотя житейская логика подсказывала, что самоубийственно пускаться в такое путешествие. В это время года температура достигает 40 градусов при почти стопроцентной влажности. Но повернуть назад я уже не мог.

Сантачитто объявил:

— Отправимся перед закатом, чтобы не было так жарко.

Мы поспешно собрались. Вещей у меня особенно и не было, лишь пара монашеских одеяний да чаши для сбора подаяния.

Предстоявший путь должен был стать новой серьезной вехой в моей жизни. Я чувствовал, как он важен. Мне снова придется побеждать страх и полагаться на свою веру. Но во что же я верил? Наверное, в человеческие силы, в собственную выносливость.

Мы шли в сгущающихся сумерках вдоль шумных трасс Бангкока с сумасшедшим движением: на широких дорогах постоянно сигналили машины, боковые улочки были темны и грязны, в них громко переговаривались прохожие и шла бойкая торговля. Через несколько часов, когда мы добрались до окраины города, нас остановил полицейский патруль. Нам не задавали вопросов, не объясняли, за что задержали. Пришлось напряженно ждать исхода дела более двух часов, в страшной духоте. Было совершенно неясно, что происходит. В конце концов к нам подошел человек в форме и велел следовать за ним. Он спросил Сантачитто, куда мы направляемся. Получив ответ, страж порядка поджал губы и начал останавливать водителей на трассе, проверять документы и выяснять, куда те едут. Вскоре нашелся один автомобилист, который согласился подвезти нас до следующего крупного города. Там был монастырь, где мы могли заночевать. Забравшись в машину, следующие двести пятьдесят километров пути мы провели в медитации, все время радуясь неожиданно подвернувшейся удаче. Покидая водителя, мы горячо поблагодарили его, а он ответил, что подвезти странствующих монахов — большая честь.