Клаус Кеннет - 2 миллиона километров до любви

Мы с Эдми протиснулись сквозь плотную толпу на входе и принялись искать два свободных места рядом. Они были впереди — близко к алтарю. Началась экуменическая служба: ее вели пять протестантских пасторов и два католических священника.

— Это в честь «Дней покаяния и молитвы». Таким встречам и общим службам придают большое значение, — пояснила моя спутница.

Я не очень понимал смысл происходящего, поэтому отвлекся, начал считать окна, изучать архитектурное убранство и стиль колонн. А еще слушал музыку и глазел на красивых девчонок. Разные мысли мелькали в это время в моем сознании, но они не имели никакого отношения к тому, что происходило у алтаря. Ближе к концу этого действа один из священников повернулся к конгрегации и возгласил:

— Блаженны званные на Вечерю Господню!

Все вокруг стихло. То, что произошло далее, я считаю самым главным и, безусловно, поворотным событием моей жизни. Эдми повернулась и тихонько шепнула мне на ухо:

— Давай, Клаус, подойди и ты к причастию!

Я внезапно почувствовал к ней резкую неприязнь и захотел сделать назло. Зачем мне участвовать в этой Трапезе?

Это годится для нее и для других христиан. Сейчас позвали их всех, но не меня. Меня на праздник жизни никто не приглашал. Да и вообще я особо никогда в таких празднествах не участвовал. Если мне надо было приобщиться к чему-то важному, я всегда старался сделаться незаметным, почти что невидимым. Ох, как часто мне приходилось проходить через черный ход! С одной стороны, получается, что всю свою жизнь я бывал незваным гостем. Меня отвергали, гнали вон. Так было в школе, дома, в церкви — везде. Началось это, можно сказать, еще до моего рождения: даже в материнской утробе я был нежеланным. Как же я сам, без особого приглашения, могу присоединиться к числу «призванных» и «блаженных»?

Эдми ничего этого не понимала, поэтому я таким же шепотом ответил ей:

— Нет, это не для меня. Это для вас и для всех остальных христиан.

— Неправда, ты тоже призван, идем же.

Она не сдавалась и была уверена, что «мой час настал».

— Нет, — упорствовал я. — Я не хочу и не могу подойти, оставьте меня в покое. Я не христианин.

Это прозвучало довольно грубо. Боже, как же она достала меня своей настойчивостью!

— Что я здесь забыл? Мне ничего не нужно! Поймите раз и навсегда: это не для меня! Я не стану одним из вас.

— Все равно, Клаус, подойди, — не сдавалась Эдми. — Я уверена, что это именно то, что тебе сейчас нужно.

Какая же она упрямая! Интересно, зачем она так упорствует? Мне все это всерьез начинало действовать на нервы. В то же время я заметил, что большинство тех, кто сидел вокруг нас, тоже не спешили к причастию. По-видимому, они считали себя «призванными в Церковь», но полностью приобщаться к происходящему здесь действу не хотели. Но зачем же они пришли? Непонятно. Если меня пригласили на ужин, вряд ли я скажу: «Дорогие хозяева, я явился, но есть не буду. Спасибо вам, конечно, но я пришел, только чтобы провести с вами время, а в полной мере пользоваться вашим гостеприимством не собираюсь». Однако, принимая во внимание, что большая часть присутствующих, оказывается, не собиралась причащаться, получилось, что не так уж важно, вкушаю ли я «вечерю» вместе с ними или нет. Тогда почему бы мне не подойти? Просто ради того, чтобы доставить удовольствие Эдми.

Правда, в данном случае она перешла определенные границы: не стоило требовать от меня так много. Я не люблю, когда на меня давят, это выводит из равновесия. Наплевав на то, что вокруг все затихло, я накинулся на мою спутницу с громкими обвинениями:

— Замолчите, наконец, хватит нести чушь! Вы не имеете права решать за меня. Отвяжитесь!

Люди начали оборачиваться, кто-то встал с места… Но меня все это не беспокоило. Эдми молчала. Она была достаточно мудрой, чтобы перестать настаивать. Напряжение нарастало, и я вдруг растерялся. Чего же я сам хочу? Встать и подойти к алтарю или остаться на своем месте? Я начал размышлять. Эдми действительно не могла решить за меня. Нужно самостоятельно сделать выбор. Снова передо мной встала дилемма, как тогда, когда Морис протянул мне Библию. И вдруг меня осенило!

Я слышал, что хлеб и вино, которые получают верующие перед алтарем, есть истинные Тело и Кровь Иисуса Христа. Если это не пустые богословские построения и не символическое действо, значит, именно так я могу с Ним встретиться. Именно так Он Себя и проявит. Бог ведь может — нет, Он должен! — предъявить мне доказательства, которые я потребовал. Пусть Он и решает, хочет ли Он сейчас предложить мне Себя или нет. Так я узнаю, могу ли считать себя званным на Его пир.

Несмотря на все эти аргументы, я никак не мог ответить на вопрос: мне подойти? Вероятно, ответ содержался где-то вне моего сознания, вне меня самого. Может, стоит спросить Его Самого, подумалось мне. Больше ничего на ум не приходило. Дальше я действовал спонтанно, не задумываясь: опустил голову, закрыл глаза, чтобы ничего не отвлекало. И просто спросил:

— Иисус, Ты хочешь, чтобы я подошел?

В ту же секунду произошло нечто невероятное, неописуемое. Он был рядом и сразу заговорил, как будто долго ждал этого момента! Это произошло не в моем мозгу, не внутри меня, а ясный и громкий голос извне произнес:

— Да, подойди! Я простил тебе все.

Я был ошеломлен. Меня охватило такое смятие, что теперь трудно в точности восстановить ход событий. Создавалось впечатление, что я пребываю одновременно в прошлом, настоящем и будущем. Я и раньше иногда слышал «голоса из иного мира», поэтому сейчас меня поразил не сам факт, что некто «бесплотный» обращает ко мне свои слова. Поражало другое — внутренняя убежденность, что это действительно Он, и ощущение Его присутствия.

Не нахожу слов, чтобы выразить свои чувства в тот момент. Я ощущал любовь и был абсолютно счастлив. И по сей день радость охватывает меня при этом воспоминании. Представьте человека, который страшно замерз, продрог до костей, а затем внезапно оказался в душе под теплой струей воды. Как воск тает на солнце, так и я растаял от потока тепла. Мне хотелось, чтобы Он зажег мое сердце, чтобы оно пылало ради Него и Его огнем. Малую толику такой же непередаваемой любви я уже имел возможность ощутить — давно, когда впервые встретил Терезу Калькуттскую. А несколькими годами позже Господь сведет меня еще с одним человеком, способным на любовь и самоотречение. О таких вещах очень трудно рассказать, их надо пережить. Но в тот момент в соборе меня накрыла именно волна любви — такой, какой я никогда не испытывал до того. Это было выше разума. Поэтому так трудно было осмыслить подобное событие. Принять произошедшее можно было только сердцем, но не умом. То, что затронуло глубины моей души, было слишком необозримым, чтобы попытаться уместиться в сознании.