Сергей Шахрай - Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Нужно заметить, что, когда Сергей Нарышкин покинул пост председателя Государственной думы и стал директором Службы внешней разведки, все немного напряглись: как среагируют иностранцы на то, что главой нашего общества теперь является разведчик? Но никаких особых проблем не случилось. Сергей Евгеньевич поступил, как настоящий профессионал: он активно продолжил заниматься внутренними делами, но на время очень тактично отошел от публичных, в том числе международных мероприятий. А попутно он сделал очень большое дело: дал доступ ученым ко всей истории Службы внешней разведки, особенно советского периода, благодаря чему в научный оборот вошли многие важные документы, яркие судьбы, написано множество интереснейших работ. А ведь это тоже история нашей страны, которой мы гордимся и обязаны знать.

Так что, несмотря на то что наш председатель возглавляет российских внешних разведчиков, наши контакты с коллегами за рубежом только расширяются. У нас очень прочные связи с Академиями наук Франции, Италии, Германии, даже с поляками, довольно сложными партнерами, появились совместные работы. Мы нашли общий язык и с китайцами, хотя с ними очень трудно работать, потому что они очень жестко контролируют каждый сюжет, вплоть до названий кораблей, которые заходили или не заходили в Порт-Артур. А какие-нибудь интересные исторические находки вообще могут вызвать совершенно непредсказуемую реакцию китайской стороны.

Помню, как я радовался, когда нашел документы о старшем сыне их лидера Мао Цзэдуна: как этого мальчика в Шанхае нашли, как он воспитывался в России (Сталин очень любил использовать этот механизм, придуманный еще русскими царями и их британскими родственниками, — воспитывать у себя детей элиты других стран), как погиб. Желая поделиться своими новыми знаниями, я выступил с этим сюжетом на огромной конференции в связи с семидесятилетием победы Китая над Японией. Рассказываю, рассказываю… Вдруг понимаю, что в зале застыла гробовая тишина: китайские историки страшно перепугались и, как жена Лота, буквально превратились в соляные столбы. Ничего не понимаю! Я же им про сына их любимого Мао рассказываю, про окончание Второй мировой войны. А потом мне аккуратно объяснили, что тема эта очень деликатная, потому что именно события в конце Второй мировой войны надолго испортили отношения Мао с СССР.

Вдобавок Сталин по разным причинам поддерживал Гоминьдан, то есть буржуазно-демократическую власть Китая, как власть, которая сопротивляется японцам. И оружие, и эксперты из СССР шли в основном туда, а не к Мао и его армии. И этого Мао тоже не забыл. Кстати, хотя документов найти не удалось, но есть сведения, что Сталин разделял позицию Черчилля, который хотел после войны создать два Китая: северный и южный. Эти огромные территории и географически, и ментально, и лингвистически очень различны, а потому план мог быть реализован. Но Рузвельт еще на Тегеранской конференции выступил за единый Китай, и, более того, предложил вписать Китай после войны в постоянные члены Совета безопасности ООН. Тогда, по большому счету, КНР еще не было — там шла гражданская война и война с японцами. В общем, нам до сих пор китайские историки и политики припоминают, что мы сначала во Второй опиумной войне встали на сторону Великобритании, а потом тоже «не с теми» мировыми лидерами дружили…

Но, пока суд да дело, я начал создавать цифровые музеи. Например, к 20-летию российской Конституции открыл виртуальный Музей конституционной истории России. Перед этим посчитал, что на музей офлайн потребуется минимум 100 миллионов рублей — на все эти помещения, стенды, экспозицию. И тогда всего за полгода мы с коллегами создали музей виртуальный: «первый этаж» — конституционная история до 1917 года, «второй этаж» — советский период и «третий этаж» — современность. Причем этажи эти буквальные: художники и программисты воссоздали интерьеры каждой эпохи, залы, по которым можно «ходить», экспонаты рассматривать, фильмы смотреть. С помощью 3D-сканера оцифровали редкие артефакты. Их теперь можно чуть ли не руками трогать, виртуально конечно. Музей мы передали Президентской библиотеке в Санкт-Петербурге. Работает двадцать четыре часа в сутки, бесплатно, семь дней в неделю. Конечно, не миллион посетителей, как на каналах в YouTube, но и то хорошо, ведь конституционная история — очень специфическая тема. Скоро будем свой музей модернизировать — чтобы молодежи было интересно.

Очередная командировка. Аэропорт. Ожидание посадки. И это прекрасно, потому что есть время опять подумать о том, что еще необходимо обязательно написать. Сижу, соображаю, записываю всё, что приходит в голову. Перечитываю написанное и понимаю, что получается такой небольшой калейдоскоп маленьких разрозненных зарисовок, которые могут оказаться теми самыми штрихами к портрету — моему или эпохи, — что добавят ему яркости и, возможно, высветят что-то важное, случайно забытое или нечаянно пропущенное.

Начну эти записи, как водится, от истоков — с истории моих родителей. Без них не было бы и меня — такого, каким я стал, точнее, каким меня они воспитали.

По материнской линии я из Горбачёвых. Так что, видимо, не зря судьба с Михаилом Сергеевичем свела. Мои Горбачёвы проживали в селе Савинском Рыбинской губернии Ярославской области. Где-то в 1914 году дед Алексей Фёдорович Горбачёв в 19 лет отправился в Питер, где стал рабочим Путиловского завода. Может, он тогда и с предками Владимира Владимировича был знаком. Когда началось движение 25-тысячников, дед, как передовой рабочий, попал в Крым. Был там первым трактористом, ездил на «фордзоне». Там женился на Антонине Дмитриевне, и они родили себе мою маму, Зою Алексеевну, и трех ее сестер — Веру, Лилию и Тамару.

Когда мои родители поженились, маме пришлось долго вести жизнь жены офицера Советской армии. Она, как могла, устраивала и обихаживала семейное гнездо — сначала в гарнизоне, а потом в станице, куда отцу пришлось вернуться с семьей после того, как Никита Сергеевич Хрущёв стал весьма оригинально бороться за мир и в рамках этой борьбы в одночасье резко сократил армию. Станица называлась, да и сейчас зовется Солдатская. Это в Кабардино-Балкарии.

А что такое станичная жизнь начала 1960-х? Это фактически натуральное хозяйство: никаких денег, никаких магазинов нет, да и работы особой для мамы не было.

И нас тогда очень выручало то, что мама прекрасно шила. У нее от ее бабушки остался драгоценный подарок — старенькая машинка «Зингер». Так на этой машинке мама много лет и себя обшивала, и брата, и меня. Отцу ее рукоделье тоже было по душе, потому что никто в округе не мог так пошить папе галифе, как она, да и тот же любимый им френч.