Надежда Михновец - Три дочери Льва Толстого [litres]

В толстовской перспективе Татьяна Львовна определила свою позицию и, как показали дальнейшие события, во многом была права:

«У меня к этой революции чувство двоякое. Конечно, нельзя не радоваться тому, что теперь слово будет свободнее, что всякий плохой правитель легко может быть сменен, что пропасть бессмысленно и зловредно истраченного народного богатства будет сбережено, что теперь можно будет все отцовское печатать без страха цензуры, что можно будет писать и говорить за национализацию земли и единый налог и, может быть, даже против нелепого и губящего всякое улучшение подоходного налога.

Но есть еще власть. Есть накопление громадных богатств. Есть война и войско. И пока это есть, будут неравенство, ненависть, рабство, подкупы и всякая гадость. Будут те же аресты, перлюстрация, цензурные запрещения и пр.

Вот когда люди дорастут до того, что не нужна будет никакая власть, когда перекуются мечи на орала [1089], тогда можно будет заплакать от радости.

Я понимаю, что это сразу произойти не может и что теперешняя революция есть этап и шаг в этом направлении. Потому я ее и приветствую. Но настоящая радость впереди. И если, как это более чем вероятно, я до нее не доживу, тем не менее я верю в наступление такого времени.

Софья Андреевна Толстая на могиле мужа

Самое лучшее в этой революции – это то, что она такая мирная. Это трогательно и показывает большой духовный рост русского народа. Наш отец всегда верил в русский народ, и, кто знает, не придется ли ему действительно показать пример другим народам?» [1090]

Революционное время ее не пугало – напротив, иногда заражало ощущением мощного обновления жизни. На эмоциональном подъеме Татьяна Львовна написала в дневнике: «Ах как нужно писать! Сколько происходит важного и интересного! Я каждый день браню себя за свою лень, неработоспособность, слабость или болезнь – уж не знаю что, – и все-таки выходит так, что к концу дня я не нахожу времени сделать десятой доли того, что хотела бы» [1091].

Однако очень много тревожного и страшного происходило в то время. А. Н. Дунаеву, знакомому и единомышленнику отца, она сообщала: «За последние дни у нас в деревне в разное время увели пять лошадей. На шоссе ограбили и изнасиловали бабу, шедшую в Тулу с 400 рублями для покупки коровы. На шоссе зарезали мужика-сапожника, ехавшего в Тулу за товаром». Далее перечень происшествий был продолжен. В мужиках, к ее глубокому сожалению, «нынешние товарищи» возбуждают «низкие инстинкты, озлобление, ненависть и жадность». Татьяна Львовна была убеждена: предлагаемая «товарищами» свобода таковой не является. И вопрошала: «Помните, папа говорил, что свобода не может быть целью, а есть только последствие доброй и нравственной жизни?» Письмо было сопровождено удивительным по своему духу послесловием, очень точно передающим характер Татьяны Львовны как мудрого человека, ищущего в любой ситуации возможность для равновесия в восприятии и понимании событий, не теряющего надежду в людей и жизнь.

«Прибавлю вам еще вот что: что в минуты горя и отчаяния, а главное, осуждения к людям у меня иногда вдруг проходит по сердцу мягкая и радостная волна жалости и прощения к тем людям, которые „не ведают, что творят“. И становится ясно то, что люди, держанные поколениями в темноте и рабстве, не могут сразу ясно видеть.

Они не виноваты. Виноваты отчасти мы. И нам надо терпеливо и смиренно переживать теперешнее смутное время, греша как можно меньше злобой и осуждением.

Вероятно, когда-нибудь все „образуется“. Ни я, ни вы этого не увидим. Но внуки наши, может быть, дождутся…» [1092]

Еще с весны начались погромы и поджоги помещичьих усадеб. Волна беспорядков приближалась к Ясной Поляне, их первые проявления яснополянские крестьяне отразили. Однако опасность все-таки нависла над усадьбой: осенью среди своих же деревенских мужиков появились сторонники погрома. Кроме того, в центральной печати публиковались тревожные сообщения о крестьянах-расхитителях. Взволнованная С. А. Толстая возлагала надежды на Министерство внутренних дел, туда же обратились обеспокоенные судьбой Ясной Поляны литераторы П. А. Сергеенко [1093]и А. Л. Волынский [1094], и на высоком уровне состоялось совещание. 27 сентября газета «Биржевые ведомости», выходившая в Петрограде, известила читателей: «В результате переговоров было признано командировать в Ясную Поляну лицо, знакомое местным крестьянам и близкое к покойному Л. Н. Толстому, для организации охраны из среды крестьян, благоговейно относящихся к памяти великого учителя. В качестве такого был выбран писатель П. А. Сергеенко» [1095]. В тот же день Сергеенко приехал в Ясную Поляну.

Тем не менее обстановка ухудшалась, С. А. Толстая и Т. Л. Сухотина узнали от сочувствующих им крестьян о возможном погроме. Татьяна Львовна сообщила об этом секретарю следственной комиссии при отделе юстиции Тульского губисполкома Е. Д. Высокомирному, и Президиум Совета рабочих и народных депутатов направил солдат на охрану усадьбы. 17 октября Софья Андреевна писала об их прибытии и размещении, добавив: «Весь юг Крапивенского уезда горит от поджогов». 23 октября отметила: «Прошел слух, что нас будут громить. Приходили милиционеры на ночь, нас оберегать. Никто не спал, даже не раздевались» [1096]. В ноябре Ясную Поляну охраняли рабочие и служащие Косогорского металлургического завода [1097].

Татьяна Львовна открыла для себя новые стороны жизни: «…не подозревали мы о той непримиримой классовой ненависти, которая всегда в скрытом виде жила в людях иного, чем мы, класса, и воспитания, и образования. Мне часто очень тяжело чувствовать, что меня, всю жизнь желающую добра народу, считают теперь врагом его. Глядя назад на свою жизнь, я вижу, что с самого детства, когда я вместе с папá учила деревенских детей, потом работала с ним в поле, потом в голодных местах, где я также зачастую голодала и несколько раз чуть не замерзла, разъезжая одна в санках по голодающим деревням, и до жизни моей с мужем, когда я всегда сочувствовала и помогала всем земским работам по устройству санитарного, школьного и прочего дела для народа, всегда я искренно, всей душой делала то, что могла, для того чтобы ему лучше жилось. И все это мы делали вполне бескорыстно, никогда не получая за это ни копейки денег и никакой славы» [1098].

П. А. Сергеенко. Ок. 1912

Софья Андреевна и ее близкие столкнулись с многочисленными сложностями и были вынуждены решать самые разные вопросы: от проблемы управления усадьбой до обеспечения едой всех, живущих в ней. В Ясную Поляну съезжались родственники: Татьяна Андреевна Кузминская, повзрослевшие дети Андрея Львовича – Соня и Илья, пасынок Татьяны Львовны (Аля) и другие. Из Москвы приезжала Александра Львовна [1099]. Еще в октябре 1917 года сюда перебрался Николай Оболенский (в прошлом муж Марии Львовны) со второй семьей: женой Натальей (падчерицей Т. Л. Сухотиной) и детьми. В Ясной жили Сергеенко с сыном и Душан Маковицкий [1100].