Курд Шлёцер - Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862

4. У министров раз в неделю — совет у императора. Позавчера был первый, на котором некоторые господа, например, министр финансов Брок, сделали очень кислую мину. Горчаков в восторге от этого совета, на котором он может позволить себе блистать своим остроумием, украшенным классическими цитатами. Он полностью восстановился и теперь каждый день мучает диктовкой своих депеш и памятных записок четырех секретарей, всегда одетого с иголочки Моренгейма [557], Эверса и т.д. В последнее время каждый задается вопросом, что стало бы с миром, если в каждом государстве были бы такие взволнованные премьеры.

В воскресенье вечером вместе с интереснейшими личностями здешнего мира художников, среди которых также и Сверчков [558], я был у Лешетицкого; в четверг мне необходимо было присутствовать на великокняжеском обеде у Штиглица. В первой половине дня — вдруг вызов к представлению в 7½ часов вечера у великой княгини Николая, ольденбургской принцессы [559]. Сегодня свадьба Узедома, на которой я garçon de noce [560]. После же этого — много праздничных обедов. Во вторник вечером молодая пара отправится на дилижансе в Таурогген.

Известно ли Вам семейное предание Орловых об их предке, стрельце Иване? Вследствие участия в бунте в 1698 году Иван вместе со своими сотоварищами был приговорен царем к смерти. Палач уже привел в исполнение приговор над многими из них, как очередь дошла до Ивана. Твердым шагом он подошел к Лобному месту и собрался было опуститься на колени перед плахой. Но плаха не была свободна. На ней еще лежала голова только что казненного стрельца. Не раздумывая, отпихнул Иван ногой голову в сторону и крикнул: «прочь, это моё место!» Царь видел это проявление хладнокровия и пренебрежения к смерти, повелел стрельцу подойти, помиловал его и назначил его вскоре после этого офицером. С тех самых пор имел Иван прозвище «Orjol», то есть «орел».

После того как Секретный комитет в крестьянском вопросе потерпел фиаско, сегодня утверждена большая комиссия по крестьянскому делу [561]под председательством императора, с Орловым в качестве заместителя. В общем и целом тот же самый колорит, и даже вхождение Панина [562]похлебку не разбавит. Призыв императора губерниям, идти навстречу неизменным намерениям царя, было издано ранее [563].

Императрица Екатерина имела бы достаточно мужества, чтобы найти для крестьянского вопроса не разрушающее государственную жизнь, но живительное и прогрессивное решение. Многократно обсуждаемый при ней и Николае [564], этот вопрос зашел в тупик. Он слишком глубоко врезался во все нормы жизни, чтобы его можно было решить на скорую руку бюрократическим путем. Даже тем, кто уверен в невозможности дальнейшего сохранения крепостного права, он сегодня кажется еще более неясным, чем когда либо. Официально даже и не осмеливаются говорить о «свободе крепостных»! Эта идея так прочно укрепилась, что с ней следует считаться. Вкратце: не знают, что делать. Либеральные взгляды великого князя Константина, который со своими сторонниками в настоящий момент составляет меньшинство, выстроены на рыхлой почве. Не без основания ты считаешь его ученым шарлатаном.

Русскому не хватает спокойного взгляда, постоянства работы. Вместо этого он с удовольствием прогуливается по широким просторам несбыточных фантазий. А крестьянин? До сих пор дремлющая в нем мысль о том, что земля принадлежит его собственности, пробудилась. Огромная масса постепенно пришла в движение. Бывший министр внутренних дел Бибиков [565]сказал: «Вы еще увидите, что топор русского крестьянина рубит сильнее, чем французская революция».

Всеобщее недовольство. Дворянство, даже если оно более и не осмеливается так публично выступить как при Александре I, за исключением некоторых, неистовствует в отношении этой крестьянской истории; оно, конечно же, думает, что более и нельзя было бы потрясать положение вещей. А дорогой император? Офицеры, у которых не осталось энергичного, грубого императора, называют его: «Staraja baba».

«Il existe bien encore au sein de la noblesse russe quelques esprits immobiles qui croient à la possibilité de maintenir quand même le vieux régime du servage, comme il existe en Belgique parmi les classes ouvrières de vieux fileurs et de vieux tisserands qui sont persuadés, que le règne de la vapeur passera et qu´on sera bien obligé d´en revenir aux métiers à filer et à tisser a la main [566]».

Теперь, из этой темной бурлящей народной массы с ее желаниями и надеждами на лучшее будущее, рождающимися в убогих мазанках, из удушливой атмосферы московитского чиновничества — к сияющей высоте полубогов империи: императорское торжество в великолепном здании, восстановленном с большой быстротой после пожара при Николае, когда обрушилась крыша и императорская фамилия чуть не была раздавлена [567]: придворный бал в Зимнем дворце. Какое изобилие богатства и блеска вчера вечером! Волшебный ужин. Необъятный бело-золотой зал в мягком свете неисчислимых свечей, высокие стены, украшенные цветами и растениями; императорский стол с золотым сервизом, о котором папа так много рассказывал, все остальные столы с тяжелыми серебряными канделябрами и вазами — а при входе в зал: увертюра из «Вольного стрелка» [568]— было великолепно.

Железная дорога в Лугу открыта. Одним из первых дел, которое обсуждалось в Совете министров, стал процесс Железнодорожного общества против Чевкина. Последний вопреки §3 Устава требовал, чтобы с самого начала были заложены две железные дороги. Общество было несогласно, подало в суд, и Чевкин с шумом и треском был осужден Советом.

13/1 января я был вместе с шефом и Вертерном у императрицы-матери на целовании руки. У нее со мной был такой длительный разговор по поводу моей работы, что Мейендорф повторил ей дважды, что врачи запретили ей много говорить. Но она продолжала и, когда уже должна была заканчивать, она сказала: «Да, мы должны еще поговорить о Екатерине». О моем желании, просмотреть мемуары Екатерины любезный Лоэн сказал Ферзен [569], а та — императрице: сейчас я должен подготовить и достать для нее литературу для чтения.

В европейских кабинетах, дела продвигаются, entre nous [570], бурно.

О Воронцовском дворце, который Вас заинтересовал, я пишу в «Екатерине II», примерно, следующее:

В конце большой Садовой улицы, приблизительно в трехстах шагах до ее перетекания в Александро-Невский-прешпект, напротив Гостиного Двора возвышается похожее на замок здание, которое по всему своему устройству и отделке сплошь несет в себе возвышенные традиции архитектуры восемнадцатого столетия. Широкая территория двора и высокая железная решетка отделяют главное здание от улицы, в то время как выдающиеся вперед с обеих сторон флигели и пристройки организовывают с ней связь. С обратной стороны главное здание примыкает к просторному саду, который в прежние времена простирался вплоть до берегов Фонтанки и лишь в новое время с возведением различных правительственных зданий потерял свою протяженность.