Курд Шлёцер - Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862

В настоящий момент этот дворец принадлежит короне, учредившей здесь в 1810 г. императорский учебно-воспитательный Пажеский корпус.

В годы правления императора Павла там находилась канцелярия Мальтийского ордена, гроссмейстером которого царь провозгласил себя в 1798 г.

Основателем и бывшим владельцем дворца был имперский канцлер граф Михаил Воронцов [571]. Он поручил воздвигнуть его в правление императрицы Елизаветы графу Растрелли [572], тому самому гениальному итальянскому мастеру, которому северная столица помимо роскошного Зимнего дворца обязана многими архитектурными монументами.

Вплоть до 1763 г. граф Воронцов был собственником этого дворца. Но различные причины вынудили его тогда, отказаться от него, и он охотно продал красивое имение императрице Екатерине за сумму в 217000 рублей.

С того самого времени просторные помещения этого дворца оставались долгие годы нежилыми и там, где при прошлом правлении отмечались великолепные празднества и шумные увеселения, вселилась тишина запустения.

Это произошло поздним летом 1770 года, когда вновь почувствовалась кипучая жизнь и большая оживленность во дворце, который, как и прежде, был известен каждому под именем графского воронцовского гостевого дома. Все покои были вновь уютно обустроены, вскоре стало известно, что императрица ожидала сиятельного гостя, который должен был задержаться там на некоторое время со своим придворным штатом.

С августа того года принц Прусский Генрих [573], брат короля Фридриха II, находился в Стокгольме у своей сестры Ульрики Клеоноры [574], шведской королевы. Оттуда принц намеревался отправиться ко Двору в Петербург, чтобы нанести визит императрице Екатерине.

О причинах и цели этого путешествия, которое приковало к себе внимание почти всех европейских дворов и кабинетов, ходят сегодня самые разные мнения. Возможно, наступило время поближе присмотреться к такому посещению принцем Прусским русского двора, чтобы обнаружить, что послужило поводом для этого путешествия, и как оно было связано с (происходящими — В.Д.) в это время событиями, равно как и с теми (событиями — В.Д.), которые вскоре после этого приобрели такое важное значение в истории Европы [575]и т.д.

О принце Генрихе писала госпожа ф<���он> Сиверс своему супругу, губернатору Новгорода [576]: «он, вероятно, слишком мал и худощав, чернобурый, с очень большими глазами; его поклоны не менее чем низкие — мундир в высшей степени простой, темно-синий с желтыми обшлагами; бриллиантовая звезда, без высоких сапог, но обувь на высоком каблуке и с очень высокой скромной накладкой. Говорят, что он должен был быть не хуже Адониса, как, пожалуй, ожидали многие из наших девушек. Он очень серьезный, говорит не много, но то, что он говорит, это хорошо». Другого раза: «вчера я была на торжественном приеме. Я видела принца вблизи; он не то, чтобы красив, но внешне неприятен. Но, говорят, он умен, что делает его милым. Поначалу он едва приветствовал людей, сейчас же он куда более любезен и творит поклоны еще усерднее».

Принц, вероятно, искал, как бы достигнуть мира между Россией и Турцией, поскольку его августейший брат боялся начала какой бы то ни было войны. Но затем на первый план вышел раздел Польши, и письма заканчиваются 1772 годом.

Я надеюсь в своей книге о разделе Польши сообщить новое об отстранении Петра [577], княгине Дашковой [578], графе Воронцове [579], Орлове [580]и т.д.

Пожилой Лёвеншетрн скончался. Несмотря на свои 82 года и свою болезнь он до самого конца обладал живостью ума. В прошлую пятницу мы проводили его в Волково [581]. Петербург обеднел на одну интересную, полную приключениями жизнь. Его маленькой комнатки на Мойке, которая от посетителей никогда не была пустой, многим будет не хватать [582].

Я не знаю, писал ли я Вам уже, что от одного знакомого, который просматривал в Царскосельском дворце мемуары Екатерины и сделал оттуда выписки, получил их на некоторое время для ознакомления. Они невероятно интересны! «J´étais née et douée d´une très grande sensibilité, d´une figure au moins fort intéressante, qui plaisait dès le premier abord sans art ni recherche ; mon esprit était de son naturel tellement conciliant, que jamais personne ne s´est trouvée avec moi un quart d´heure sans qu´elle ne fût dans la conversation à son aise, causant avec moi, comme si l´on m´eut connue depuis longtemps... J´étais un franc et loyal chevalier, dont l´esprit était infiniment plus mâle que femelle; mais je n´étais avec cela rien moins qu´hommasse et on trouvait en moi, joint à l´esprit et au caractère d´un homme les agréments d´une femme très aimable [583]». После этого императрица пишет о Понятовском, Сергее Салтыкове [584]и других фаворитах.

Господа министры постепенно расходятся во мнениях, поскольку крестьянский вопрос — крепкий орешек. Горчаков, разумеется, все время стремится вперед, как студент, говорит только о «прогрессе», но Панин совершенно робеет, совершенный реакционер и говорит, что Горчаков совершенно не знает Россию, поскольку вплоть до 1856 года он жил за рубежом. Эта неосведомленность и толкает его к таким рискованным шагам. Ланской и его адъюнкт Левшин, главные опоры освобождения, также разных мнений.

Неделю тому назад был бал у Константина Фелейзена; очень много красивых дам, среди которых самая яркая — недавно разведенная София Оттершедт [585]; весь свет был изумлен, чему она была чрезвычайно рада.

У меня много работы, поскольку Вертерн отправляется на охоту на зубра на четыре недели под Вильну.

Когда три дня назад я пришел в здание дипломатической миссии, мой шеф сообщил мне, что только что получил по телеграфу сообщение из Берлина о том, что его отец настолько болен, что он уезжает отсюда незамедлительно. Отпуск (предоставленный — В.Д.) Прусским принцем [586]и Мантейффелем также содержался в телеграфической депеше. Все распоряжения к отъезду были отданы, в тот же день Вертер отправился в сопровождении своего егеря. Если он, имеющий шансы на занятие должности в Вене, не вернется сюда, кто приедет на его место? Брокгаузен не хочет — собственно говоря, никто из принимаемых в расчет, сюда не хочет.

С Вертерном как с шефом все довольно замечательно. Он хорош, дружелюбный и после незначительной стычки в январе знает, что я не позволю обвести себя вокруг носа. Разве что несколько нервным и своенравным может быть мой добрый друг! Я делаю работу, как при Вертере, по собственному усмотрению, присылаю ее ему; если он ее несколько изменяет, что происходит довольно редко, он приходит ко мне. Впрочем, завтра он отправляется на охоту.

Наш здешний генеральный консул Кемпе [587]очень нужный нам с точки зрения службы человек. Он преследует со мной одно общее дело и делает колоссально много для здешних пруссаков; я с ним особенно дружен. В отношении твоего соляного вопроса он ответил в том смысле, что все здешние торговые сделки по соли основываются на ужасной контрабандной торговле. Для приличного торговца, как твой проситель, здесь нечего искать.