Курд Шлёцер - Личная корреспонденция из Санкт-Петербурга. 1857–1862

Около 11 мы вместе с Ривертерой [1231]поднялись на думскую башню [1232], где могли созерцать все огненное море. На голубом небе прекрасно выделялись всполохи пламени и клубящиеся облака дыма.

То, что все эти пожары были спланированы, не поддается сомнению. Известно, что поджигатели использовали коричневое фосфорное вещество, которое будучи размазанным по дереву через некоторое время самостоятельно возгорается [1233]. Также не подлежит сомнению, что поджигатели не из простого народа, но состоят в тайном политическом обществе, которое хочет этими продолжающимися пожарами уничтожить капиталистов и увеличить пролетариат, чтобы впоследствии с его помощью осуществить план переворота. Но ни один пока еще не найден, хотя уже и арестованы сотни людей. С позавчерашнего дня введением законов военного времени надеялись запугать людей. Тем не менее, в тот же день пожары произошли в двух местах, а заранее запланированные на вчера пожары на Галерной улице и Мещанской были вовремя потушены лишь благодаря случайности. Несмотря на жесткий полицейский контроль, на этих двух улицах было обнаружено то же жуткое вещество, растертое по деревянным стенам. Если план по поджогу Tamoschnja [1234]будет приведен в действие, биржа станет банкротом.

Город в неописуемом смятении; каждый думает о том, что еще должно произойти. Полиция удвоена; все Dworniks на своих местах и днем, и ночью.

Наряду с этим в гвардейском офицерском корпусе вновь распространяются дурные идеи. В гвардейском саперном батальоне [1235]три или четыре офицера были обвинены в распространении запрещенных писем. В Измайловском — один офицер открыто призывал к восстанию. Расследованиями усердно занимается комиссия. Сегодня арестован граф Ростовцев, флигель-адъютант императора [1236]. Император плачет весь день. Василий Долгоруков, шеф тайной полиции, в своей беспомощности хочет все замять, чтобы Европа не была плохого мнения о России. Суворов [1237], который был у Гольца утром во второй день после Троицы и сказал ему, что «возмутители спокойствия несколько утихомирились и поджали хвост», сжимает с вечера понедельника кулак от гнева из-за того, что не может привлечь ни одного поджигателя. Довольно, вся эта история ужасна.

Однако ожидается новая эра: в день празднования тысячелетия Российского государства в Новгороде [1238].

Тем временем, остзейские провинции ведут пока сказочно-спокойное существование. На них и на Финляндию русский смотрит с завистью. Особенно его раздражает германский мир, который упорно сохраняет себя и свои институты, и к тому же спокойно прогрессирует в культурной, духовной и экономической сферах. Перед лицом возрастающего славянского национального чувства лучшее управление балтийских провинций может иметь роковой исход. Несмотря на все золочение, русский остается варварским кочевником — колышущаяся пашня старательных соседей раздражает его алчность.

Пирх [1239]уже назначен сюда, я же отправляюсь отсюда через две — четыре недели, чтобы трудиться на Вильгельмштрассе. Так, по меньшей мере, пишет Теремин, при этом делает мне предложение, отправиться в Константинополь в качестве первого, что я, конечно, не сделаю. Гольц недоволен всем этим делом, поскольку мы очень хорошо ладили друг с другом и вместе проводили дни напролет. Некоторые темы с дорогим графом лучше не затрагивать, поскольку он настолько консервативен, что в этом дурном мире он будет иметь печальный опыт. Лишь в непроизвольные моменты он нашептывает мне: «единственный элемент, которым мы могли бы теперь хвастаться перед заграницей, это компактная масса прогрессистской партии».

Что я должен делать в министерстве рядом с Ранцау, Абекеном и Хепке [1240], я пока не знаю. Но скоро это все разрешится. Тем временем, Моренгейм [1241]пишет, что Грунер на верном пути, чтобы сойти с ума, да и головные боли Бернсторфа на нервной почве внушают опасения. Будберг готовит теперь свое место в Париже, и Киселев говорит об отставке.

От Бисмарка получил письмо из Парижа. Его будущее сокрыто от него во тьме — Париж или пост министра-президента. Он пишет: «я все еще сижу, как птица на крыше... Политический барометр показывает «без перемен», решение консервативно, солидарность династий, сохранить то, что есть, тип удовлетворения и добропорядочности. Россию недооценивают, а эффект ее кризисов переоценивают.

Час настал».

Мои дорогие Шлёцеры,

1 июля 1857 г. я получил телеграмму о своем назначении секретарем миссии. 1 июля 1862 г. я получил патент советника-посланника [1242]с приглашением «лично, с возможностью дальнейшего применения за рубежом» работать в министерстве, в политическом отделе. С Горчаковым я попрощаюсь завтра в Царском (Селе — В.Д.) и через десять — двенадцать дней совершенно уеду отсюда.

Бисмарк пишет мне из Парижа: «император, у которого я вчера завтракал в Фонтенбло, отправляется в 10 (часов — В.Д.) в Виши; во время длительной прогулки вдвоем он рассказывал мне много интересного, что не подойдет (для передачи — В.Д.) почтовой корреспонденцией. Все слухи в отношении его здоровья ошибочны, он также здоров, как всегда, несколько мексикански-уставший, полон душевных и физических сил; она за прошедшие пять лет стала еще лучше [1243]... Я слышал, все же назначен Пирх.

Я также могу надеяться увидеть Вас в Берлине».

(5.VIII.1821–5.II.1895), российский государственный деятель, действительный тайный советник (1863), почетный член Петербургской Академии наук (1876); с 1857 г. — член правления Главного общества российских железных дорог; в 1865–1868 гг. — член Совета министра финансов; в 1871–1874 гг. — государственный контролер, в 1880–1881 гг. — министр финансов, инициатор отмены соляного акциза, выкупа частных железных дорог, повышения таможенных пошлин; член кружка великой княгини Елены Павловны и один из сторонников реформ 1860-х гг.; активно поддерживал проект М.Т. Лорис-Меликова; кавалер многих орденов, среди которых Орден Святого Благоверного Князя Александра Невского (1878, с бриллиантовыми знаками к ордену в 1883 г.) и Орден Святого апостола Андрея Первозванного (1889); проведенная им в 1892 г. биржевая операция на понижение курса рубля, на которой он заработал около 1 млн руб., получила высокий общественный резонанс, после чего он был вынужден подать в отставку и был уволен со всех занимаемых должностей в бессрочный отпуск.

(нем. Abeken Heinrich Johann Wilhelm Rudolf ), 19.VIII.1809–8.VIII.1872, немецкий евангелический теолог, дипломат, действительный тайный советник; в 1842–1845 гг. — вместе с К.Р. Лепсиусом — участник знаменитой прусской экспедиции в Египет, по окончании которой египтология сформировалась в Германии в отдельную комплексную науку; в 1846–1848 гг. находился при прусском дипломатическом представительстве в Ватикане; с 1848 г. — сотрудник Министерства иностранных дел Прусского королевства в Берлине, где значительно продвинулся по службе; благодаря опыту и дарованиям его высоко ценили Вильгельм I и Бисмарк Отто фон ; Абекен часто составлял проекты важных дипломатических писем, благодаря чему его даже называли «пером Бисмарка»; лето 1870 г. стало наивысшим пунктом в его карьере благодаря составленной им от имени Вильгельма I Бисмарку депеши из Эмса, публикация которой в немецкой прессе в сокращенном Бисмарком варианте стала поводом для Франко-германской войны 1870–1871 гг.; вследствие проведения в Германии политики Культуркампф дистанцировался от власти и ушел в отставку.