Джо Байден - Сдержать обещания. В жизни и политике

Я находил родственные души среди новых сенаторов. Фриц Холлингс из Южной Каролины и Лоутон Чайлс из Флориды стали для меня своими. Но Босс, я уверен, не мог смотреть на это спокойно: развяжите консерваторам руки, полагал Хамфри, и они все уничтожат – от сияющего купола «Войны с бедностью» Джонсона до фундамента, заложенного Рузвельтом и его «Новым курсом». Сенаторы вроде Барри Голдуотера, которые боролись против большого правительства [34] Термин, которым консерваторы описывают чрезмерно большой, коррумпированный и неэффективный государственный или общественный сектор. – Примеч. пер. , когда он был кандидатом в президенты от Республиканской партии в 1964 году, были бы счастливы взять в руки кувалду.

Я был так занят доказательством своей правоты, что не всегда утруждался взглянуть на это с точки зрения Хамфри. Он боролся за справедливое распределение жилья, социальное обеспечение и расовое равенство с начала сороковых годов, когда до этих вопросов мало кому было дело. Он не отступал, когда его называли предателем своей расы или обвиняли в слишком мягком отношении к коммунизму. В этой борьбе он сформировался как политик. Как и большинство его коллег – борцов за изменение страны к лучшему, Хамфри хотел быть уверен, что они не потеряют ни пяди отвоеванной земли, за которую так долго сражались и которая досталась им так тяжело. В моих декламациях не было толка, ведь Хьюберт Хамфри, как и многие его коллеги, вкладывал в эти программы самого себя.

Чем больше я знакомился с Сенатом и чем больше узнавал о его традициях, правилах и парламентских тайнах, тем больше я осознавал: даже самые незначительные движения этого огромного механизма осуществляются в первую очередь за счет межличностных взаимодействий. Я был поражен камерностью «колодца» зала заседаний и тем, как он сохраняет свою историю, ведь некоторые столы с нашей стороны стояли в нем с 1819 года. В 1975 году, когда мы получили четыре дополнительных места на выборах 1974 года, сторона демократов стала еще камерней. Четыре старых стола пришлось отвинтить от пола с республиканской стороны зала и привинтить на нашей стороне. Мои сыновья могли бы кататься на роликах между столами республиканцев, в то время как наши столы стояли совсем рядом.

Во время первого срока до появления собственного стола я сидел между двумя коллегами-демократами: одним из южного штата и одним – из северного. Столы обычно переходили от сенатора к сенатору конкретного штата, поэтому я подумал – хотя и не был уверен, – что сидел между столами Джона Кэлхула и Дэниела Уэбстера, Джон Кэлхул был известен тем, что с бешеным рвением защищал права штатов и сецессии [35] Сецессия – выход из состава (например, государства), результат сепаратизма. – Примеч. ред. , а Даниел Уэбстер был защитником федерализма и добивался неразрывного союза штатов. Сто сорок лет назад Уэбстер и Кэлхун в старом зале заседаний эпично спорили о природе Конституции, нации и объединении штатов: они пытались разобраться, действительно ли наше федеральное правительство было создано как «власть народа, волей народа и для народа» [36] Слова из Геттисбергской речи Авраама Линкольна. – Примеч. пер. или стало всего лишь соглашением между несколькими штатами. Спор Уэбстера и Кэлхуна бушевал годами, эти два Солона не могли найти общий язык практически ни по одному вопросу. Но вот что меня поражало: когда ставки стали слишком высоки, кучка их коллег-сенаторов умудрилась построить мост через океан, разделявший Кэлхуна и Вебстера. Они удерживали страну в ее целостности еще почти тридцать лет, а когда усилия, направленные на сохранение мира, провалились, в войне погибло шестьсот тысяч человек и миллионы были ранены.

Стоя рядом со своим столом, я заметил, что если перенесу вес на правую ногу, то смогу положить правую руку на предполагаемый стол Уэбстера, а оперевшись на левую ногу, я смогу дотронуться до стола, который я считал столом Кэлхуна. Для меня это было метафорой того, что значит быть сенатором Соединенных Штатов: порой одного хорошего мужчины или женщины могло быть достаточно, чтобы соединить то, что, казалось бы, соединить невозможно.

Не сказал бы, что вначале я был сильным кандидатом на роль такого человека. Если я был жестким со своими друзьями слева, с которыми был склонен соглашаться, то с людьми справа я был по-настоящему суров. И мне очень не нравились сенаторы, которые превращали обсуждения в демагогию.

Джесси Хелмс, республиканец из Северной Каролины, сначала сводил меня с ума. Нас с Джесси избрали в один год, только он выступал против коммунистов, меньшинств, гомосексуалов, Мартина Лютера Кинга и всех остальных, кто посягал на то, что он считал данными свыше прерогативами белых мужчин. Я испугался, когда впервые услышал его выступление в зале Сената. Заметив Майка Мэнсфилда, я дал волю чувствам: «Поражаюсь парням вроде Хелмса. У него нет сердца, – сказал я, – он…»

Мэнсфилд перебил меня. «Послушай, Джо, – сказал он мне. – В каждом здесь есть что-то свое. Его избиратели увидели в нем что-то хорошее». Затем он рассказал мне историю о том, как Хелмс усыновил девятилетнего ребенка с церебральным параличом. Со слов Мэнсфилда, мальчик написал письмо в местную газету, где поделился мечтой найти маму и папу на Рождество, и Джесси Хелмс с женой усыновили его.

«Твоя задача в этом месте – находить в своих коллегах что-то хорошее, то, что в них увидели жители штата, а не сосредотачиваться на плохом».

Я сказал, что понял.

«И, Джо, никогда не осуждай мотивы другого человека, потому что на самом деле ты не знаешь его мотивов».

Следовать совету Мэнсфилда было совсем не сложно. В семье Байденов всегда работал принцип добрых намерений. Байдены – это сильные личности, собравшиеся в одном доме. Более шестидесяти лет мы присутствуем в жизни друг друга изо дня в день, так что тут не обходится без задетых чувств. Но есть принцип, который помогает нам оставаться вместе: ни разу ни один член семьи Байденов не причинял боль другому намеренно. Мы всегда исходим из предположения о добрых намерениях по отношению друг к другу. То же самое должно относиться и к семье сенаторов, напомнил мне Мэнсфилд. Это, наверное, самый важный совет, который я получил за всю свою карьеру.

По сей день, когда мне нужна помощь в действительно важном вопросе, не всегда достаточно поддержки политических союзников: иногда мне необходима поддержка людей, которые принципиально не согласны со мной по 80 процентам решаемых вопросов. Я никогда не рассчитываю, что они поддержат меня только потому, что для меня это так важно. Но если я проявляю к ним уважение, сдерживаюсь и предоставляю возможность высказаться, при этом не подвергая сомнению их мотивы, я могу хотя бы ожидать, что меня выслушают в ответ.