Сергей Красиков - Возле вождей

И еще один штришок: Л. Н. Васильева в своей книге «Кремлевские жены» утверждает, что Юрий Каганович умер в 1951 году от рака легких в Нижнем Новгороде. Но того Юрия, о котором идет речь и который рос в Кремле у нас на глазах, я последний раз видел 9 марта 1953 года на траурном параде на Красной площади в Москве в день похорон Сталина.

Не могу объяснить, чему он безудержно радовался в день похорон самого дорогого для него, самого почитаемого и самого влиятельного человека. И не один радовался, а вместе с отчимом Лазарем Моисеевичем. Тот и другой не только не сдерживали своих эмоций, но и умышленно демонстрировали их, как бы пытаясь поскорее донести до восприятия других. А когда видели, что радость одного принята и понята другим, распалялись еще больше, казалось, появись у них крылья, веселыми жаворонками запорхали бы они над трупом, да еще и звонкие мелодии расплескали.

Неверящие могут в этом убедиться, обратившись к кадрам кинохроники тех лет и внимательно рассмотреть воинскую колонну, стоящую третьей по движению с левой стороны Мавзолея и первой справа по ходу движения, а затем перевести взгляд на стоящего слева по фронту на трибуне Мавзолея Лазаря Моисеевича и убедиться кощунственной, нечеловеческой радости этих двух лиц в день вселенского траура.

Стюарт Каган подтверждает высказывания сыновей Берия и Сталина:

«После добровольного ухода из жизни любимой и единственной жены Иосифа Виссарионовича Сталина Надежды Сергеевны Аллилуевой у Генерального секретаря ЦК ВКП(б) появилась гражданская жена Роза Моисеевна Каганович, родная сестра Лазаря Моисеевича.

С огромными черными глазами, смоляными, с фиолетовым отливом волосами и красивым точеным носом, эта женщина была исключительной привлекательности. Среднего роста, с сильными ногами, широкими бедрами и тонкой талией, она исповедовала жизненный принцип «все хорошо, что хорошо для евреев». Ей было 37 лет, и они встретились с братом Лазарем в доме № 2 на площади Дзержинского, где брат в то время работал.

Разговор начал Лазарь:

— Ему сейчас необходим такой человек, как ты… Нужен врач, которому бы он мог довериться. Тебя он знает, потому поверит тебе и поверит твоему лечению.

Второе: ему нужна более устойчивая семейная жизнь. Его дочери Светлане шесть лет. Мы должны, мы обязаны устроить ему семью.

Наконец, ты должна стать своего рода якорем, женщиной, которая не будет ему мешать, не станет с ним спорить, женщиной, которую он в конце концов начнет призывать и сам зайдет к ней, как в тихую гавань…

Роза словам брата внимала проникновенно и безоговорочно восприняла их к действию. Войдя в семью Сталина, она прежде всего переделала сталинскую дачу. Наклеила неяркие обои, завезла новую мебель и дважды в неделю начала организовывать развлечения, устраивала приемы, приглашая на них своих друзей, и прежде всего близкую подругу, врача Надежду Булганину».

Тогда же Лазарь Моисеевич с помощь торгового представителя Михаила Моисеевича Кагановича, родного своего брата, разыскивает эмигрировавших в США родственников, Левика и Морриса Кагана.

Зачем разыскивает?

До сих пор остается тайной.

Однако о том узнает И. В. Сталин и распорядится арестовать М. Кагановича, обвинив его в шпионаже в помощь иностранного государства. Допрос поручается провести специальному представителю Политбюро А. И. Микояну прямо в кабинете хозяина дома № 2 на площади Дзержинского, то есть в присутствии Л. М. Кагановича. Почему именно в этом доме, именно в присутствии Лазаря Моисеевича, остается загадкой. Для устрашения брата? Или для утверждения, что вождь Л. М. Кагановичу по-прежнему доверяет?.. Сплошные тайны и загадки.

Скорее же всего, думается, для демонстрации неминуемого наказания всякого, кто позволяет себе отклоняться от норм социалистической этики и законности Советской страны.

Родственники подследственного, до конца не понимая трагедийности создавшегося положения, бросаются за помощью к всесильному Лазарю, умоляя его спасти брата, помнить голос крови. Но Лазарь зорок. Он чувствует, что за каждым шагом загнанного в клетку мышонка внимательно следит усатый кот, и потому грубо одергивает несмышленых родичей:

— У меня всего один брат — Иосиф Сталин, и забудьте о голосе крови.

Время допроса приближается. В кабинет железного наркома в черной каракулевой блестящей бурке, в черкеске с серебряными газырями, бостоновых галифе и шевровых сапожках с инкрустированным кинжальчиком на боку легко впархивает Анастас Микоян в сопровождении свиты.

— Вызывайте! — распоряжается.

Вводят Михаила. Он утомлен. Обескуражен. Никак не может сориентироваться, куда и зачем его привели, но, увидев стоящего среди кабинета брата, оживает. Происходящее кажется ему теперь не таким уж страшным. Появилась надежда на спасение. Он бы кинулся к брату с объятиями, если бы не наручники.

Микоян приказывает наручники снять. Но что происходит с Лазарем? Он не только не спешит поприветствовать брата, но даже и не подает ему руки, взглядом удерживая подследственного на почтительном расстоянии и в то же время поводя глазами с брата на дверь в туалет. Делает он это столь искусно, что получается как бы покачивание головой от недоумения, как подобное недоразумение могло случиться с его родным братом, его постоянным советчиком, с братом Михаилом. Но, выдержав паузу, как бы оттаивает, снисходит, делает движение навстречу, давая возможность арестованному довершить остальное. Левой рукой при этом обнимает брата, а правой, чтобы Михаил почувствовал, с нажимом на тело брата опускает ему в карман пистолет. Михаил по инерции еще улыбается. Улыбается и Лазарь. Но, Боже, что это за улыбки? Увидела бы сейчас эти улыбки их покойная мать, в могиле бы перевернулась.

Братья встречаются глазами, и Лазарь который раз, только с более твердой решительностью, указывает брату глазами на туалет.

— Заключенный просится в туалет, — говорит Лазарь Микояну. — Невмоготу ему.

— Разрешаю, — снисходит специальный представитель, не поднимая глаз от бумаги.

Лицо Лазаря мрачнеет. Михаил отводит глаза и скрывается за дверью. Раздается хлопок выстрела. Конвоиры кидаются в туалет и видят распластанного окровавленного Михаила. Пуля вошла в правый висок и разворотила левый. Никакой записки при нем не оказалось.

— Ты? Твоих рук дело? — взвизгнул Микоян.

— Я! Моих! В нашем роду не должно быть и не будет шпионов! — громко произносит Лазарь и отворачивается от лежащего в крови мертвого брата.

Родственникам так же, как и комиссии по расследованию, стало ясно, что волей и рукой Михаила водила рука Лазаря. Ясно это было и Розе. Одно ей не ясно — зачем и почему Лазарь так поступил. И потому она на второй день пожаловала в злополучный кабинет за объяснениями к брату. И, едва захлопнув за собой дверь, спросила: