Сергей Красиков - Возле вождей

— Рады стараться! — гаркнул польщенный прислужник.

— А запятнички-то у сапог сбиты. Подбил бы новые подковочки. И маршал доволен будет, и сапоги по-кавалерийски смотреться станут.

— Это мы сейчас, Никита Сергеевич! Это мы мигом!

— Мигом не надо! Мигом плохо получиться может, — напутствовал Хрущев. — Маршал еще почивает, ему не к спеху. Сделай как следует.

При последних словах Хрущев прогуливаться передумал, вернулся в дом, а прикрепленному наказал в 9.30 вызвать членов правительства на совещание. Прикрепленный был парнем сметливым и первый звонок при Хрущеве набрал Булганину:

— Товарищ Маршал Советского Союза, вас к девяти тридцати приглашает к себе товарищ Хрущев на совещание.

— Хорошо. Буду, — буркнул Булганин. Кинул взгляд на часы, часы показывали восемь утра.

«Чего ему неймется?» — подумал. Но принялся приводить себя в порядок. Умылся. Оделся. Расчесал бороду. Распахнул дверь за сапогами, а их и след простыл.

— Хэх! — выдохнул. — Не могут без шуточек. — И принялся вспоминать, где он мог сапоги оставить. «Может, я их и не выставлял вовсе?»

Вернулся в покои. Осмотрел гардероб. Заглянул под кровать. Сапоги отсутствовали, будто в самоволку ушли. «Начну-ка припоминать последовательно. Вернулись с охоты. Помылся. Поужинали. Гуляли. Смеялись. С медсестричкой на катере покатались. Трепетная.

Пели. Разошлись.

Я вошел… Стоп! Я сначала к Полянскому зашел. Вышли с Шелепиным.

Заходил ли я к Шелепину? Вроде не заходил? Или заходил?

Не имеет значения.

Сам разулся? Или меня разули?»

Зачем-то запел:

«Не помню».

Звонит по телефону.

— Безрука ко мне.

Входит прикрепленный к Булганину полковник Безрук.

Булганин:

— Я сам дошел до номера или ты меня привел?

— Сами дошли, товарищ маршал.

— И разулся сам?

— И разулись.

— Тогда где мои сапоги?

— С вечера стояли у двери.

— И что, ушли, что ли?

Безрук:

— Ума не приложу.

Булганин:

— Тут ума прикладывать не надо, надо всегда внимательно смотреть, что происходит с охраняемым. Кто к нему заходит, кто выходит.

Безрук:

— Заходила только Наташа.

Булганин:

— А вот об этом я прошу мне не напоминать.

Безрук:

— Но в доме все свои, товарищ маршал.

Маршал:

— Где тогда сапоги?

— Разрешите поискать?

— А что же еще делать? Ищи не больше десяти минут. В девять тридцать я должен быть у Хрущева.

Полковник Безрук кинулся опрашивать прикрепленных, обслугу. А сапоги с новыми подковками сияли восторгом в трех метрах от спальни Булганина на узорчатом крыльце…

Хрущев в то время выражал показное нетерпение. Вот даже вечно опаздывающий Н. В. Подгорный явился, а министра обороны нема.

Первый секретарь поторапливает маршала. Звонит:

— Николай Александрович, все в сборе.

— Иду! Иду! — отвечает Булганин. И не идет. Не может же он к Верховному Главнокомандующему без сапог явиться.

Хрущев уже по-серьезному возмущается:

— Безобразие. Семеро одного ждем.

Но в то время удрученный поисками Безрук обнаруживает на крыльце ехидно смеющиеся сапоги маршала.

— Мать твою! — накидывается полковник на прислужника. — Кто просил тебя их брать?

— Но они стояли перед дверью. Я решил для чистки… — поясняет чистильщик.

— Мало ли что здесь стоит перед дверьми, но никто ничего не тащит.

— А я, по-вашему, тащу? Чистить же…

— Я тебе начищу вот физиономию, а маршал добавит…

И бегом с сапогами — к Булганину.

— Чистильщик, оказывается, взял, товарищ маршал.

Но Булганину уже было не до объяснений.

Быстро натянув обувь и еще раз окинув себя в зеркало, маршал решил свести дело к ничего не значащей шутке.

Строевым шагом подошел к столу, за которым восседал хмурый Хрущев, кинул руки по швам и отрапортовал:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, министр обороны Маршал Советского Союза Булганин по вызову явился.

Но лицо Хрущева оставалось непроницаемым. Ткнув пальцем в часы, он изрек:

— Если министр обороны изволит опаздывать на ответственные мероприятия аж на двадцать минут, как можно требовать точности от солдат.

Булганин пытался что-то объяснять, но Хрущева уже распирало от смеха, и он так раскатился, словно град по железной крыше забарабанил. Все существо его радовалось и содрогалось. Но больше всего радовались и содрогались на животе металлические карманные часы, вывалившиеся из жилетного кармана. Они так весело отплясывали «гопака», что, глядя на них, Булганин залился смехом веселее и звонче валдайского колокольчика. Козлиная его бородка хохотала в унисон подпрыгивающим часам и так ухарски это делала, будто дорожку перед часами разметала. И в то время, когда Хрущев хохотал над Булганиным, Булганин до слез, до колик в животе потешался над ним.

Но вот Хрущеву представление надоело. Посуровел. Тучу на глаза напустил и этак сурово произнес:

— Повеселились — и хватит. Чистильщика благодари. Он тебе новые набойки присобачил. А то жалко смотреть — министр обороны, Маршал Советского Союза, а ходит, как нерадивый солдат, со стоптанными каблуками.

В начале ноября не то 1951-го, не то 1952 года правительством СССР Булганину Н. А. было поручено принимать военный парад войск на Красной площади. Принимающему парад необходимо было знать не только дислокацию войск по периметру площади, но и по-настоящему освоить специфику кавалерийской езды, управления боевым конем, умения держаться в седле.

Опытные кавалеристы целых две недели обучали маршала навыкам жокейного мастерства в Тайницком саду Московского Кремля. Ибо именно из Спасских ворот должен был выезжать принимающий парад маршал на боевом коне. Конь Булганину достался спокойный, уравновешенный, пламенной, огненной масти, который программу предстоящего ритуала не только лучше маршала знал, но даже еще ему подсказывал. А при всем при том был очень обеспокоен тем обстоятельством, что его всадник совершенно не умеет держаться в седле, мешком мякины отскакивает от крупа и при малейшем подобии аллюра тяжело плюхается на землю. При таком конфузе конь тяжело вздыхал, сочувственно ржал и нервно вздрагивал от незаслуженного дерганья удил и острых шенкелей. Он все делал для того, чтобы всадник в седле держался, но едва переходил на галоп, как наездник валился на бок, и все повторялось кувырком.

Две недели мучений ни к чему путному не привели. Завтра — парад, а маршал в седле — как курица-ряба на качающемся насесте.

Заморосил дождь. Но ни у маршала, ни у ординарца не оказалось плащ-накидок.

— Товарищ офицер, — взмолился ординарец перед проходящим по Кремлю военнослужащим. — Не могли бы на время взаимообразно плащ-накидку товарищу маршалу уступить.