Вадим Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

— Не знаю, как Максим, но ты, мне кажется, обладаешь очень здоровой психикой и отталкиваешь от себя любую грусть.

— Вот это, Вадим, ты попал абсолютно в точку. Депрессия не моя подруга. Меня очень сложно выбить из колеи. Есть люди, которые зависимы от всего, даже от погоды, от того, как посмотрят на них, что скажут. Меня это совершенно не волнует.

— Такое редко встретишь у актеров. Актеры люди ранимые. В основном. Неужели ты никогда не обижалась? Не плакала от отчаяния?

— Я легко прощаю. Разозлить меня, обидеть, заставить переживать по какому-то поводу очень сложно. Мне кажется, это у меня от мамы. Я иногда не понимаю, как у нее получается быть такой спокойной. Я ей говорю: «Мама, когда ты была молодая, у папы вышли „Три мушкетёра“. С ним же, наверное, было невозможно жить». Папа ведь не мог выйти на улицу, там визжали женщины, кричали, что хотят от него ребенка, исписывали признаниями в любви весь подъезд. Звонили, хихикали, плакали в трубку, угрожали. А мама и бровью не вела. Я спрашиваю: «Как такое возможно воспринимать без эмоций?» «А как иначе? — говорит мама. — Я самая красивая, самая хорошая, самая талантливая, самая заботливая. Я лучшая женщина в мире. Чего мне волноваться?» Именно эта ее непоколебимая уверенность в себе обескураживает и притягивает всех, в том числе и папу. От такой женщины никуда не денешься, да и деваться не захочется.

— Вот они, Лиза, уроки житейской мудрости!.. Твой сын Андрей в школу пойдет в следующем году — как ты его настраиваешь на этот лад?

— У сына очень хорошая память, он порой вспоминает стихотворение, которое я ему читала всего один раз еще месяц назад. С двух лет мы по карточкам с ним учили картины. Он уже знал тогда, что «Подсолнухи» написал Ван Гог, «Богатырей» — Васнецов, Моне — «Пруд с кувшинками», а Дега — «Танцкласс».

— Потрясающе!

— На самом деле в этом нет ничего сверхъестественного. Это может любой ребенок, просто с ним нужно заниматься. Андрей ходит на всякие подготовительные занятия, у него там и арифметика, и музыка, он занимается на фортепиано, еще английский, плавание. Андрей понимает, что скоро школа, и я не думаю, что для него это будет какой-то большой психологической травмой.

— Это ты решила отдать его на фортепиано?

— Ты знаешь, в детстве я занималась и музыкой, и танцами. Мама видела, что мне тяжело, и предложила оставить что-то одно. Я выбрала танцы, а сейчас жалею, что бросила музыку. Я начинала на фортепиано, но у меня не было такой предрасположенности, как у Андрея. А он сел и заиграл. Поэтому раз ему нравится, то пусть занимается, пока есть возможность, пока это не отнимает много сил. Это не для того, чтобы стать пианистом, — в музыкальную школу отдавать его я не планирую.

— Почему?

— Не хочу за него выбирать. Мы делаем это для общего развития. Два раза в неделю заниматься — для него это в удовольствие. А там уже пусть сам решает, когда подрастет, — может, он на гитаре захочет играть. По крайней мере ему, как и мне, нравится группа «Кино».

— Ну понятно, питерская культура у вашего ребенка в крови.

— В Петербурге еще, конечно, огромный якорь — наша дача. Андрей, как и я, обожает дачу. Для него это место гармонии и счастья. Ты был у нас на даче?

— Еще нет.

— Мы въехали туда в 1992 году. Как ты понимаешь, дом построен из всего, что было. Папа из Риги линолеум привез, откуда-то кафель — раньше же всё по крупицам собирали. У нас старый деревянный дом, такая дача-дача. Зимой там жить невозможно, но там так уютно, что хочется туда постоянно возвращаться. Андрюша очень любит туда ездить — уверена, и второй малыш тоже полюбит, будем все вместе приезжать. Мне кажется, мы очень трепетно относимся к ребенку как к человеку, как к личности. Андрей, например, говорит: «Малыш молодец, что выбрал нашу семью, ему тут будет хорошо».

— Это точно. А скажи, как часто у тебя возникает желание побыть наедине с собой, — если вообще тебе это нужно?

— Конечно, нужно, и я себе это позволяю. У меня есть какой-то параллельный, воображаемый мир. Я люблю на ночь почитать, помечтать. После чтения у меня либо идет какое-то послевкусие, и я размышляю над тем, что только что прочла, либо откладываю книгу и начинаю фантазировать. И под эти свои фантазии я спокойно засыпаю. Мне нравится нырять в этот параллельный мир, в котором мне всегда хорошо, который устроен так, как мне хочется, где я играю те роли, которые хочу сыграть, где я веду себя так, как хочу, где меня окружают те люди, с которыми мне приятно. Это может быть современность, это может быть раннее Средневековье или эпоха Петра Первого — всё что угодно, это просто то, о чем мне сейчас хочется подумать и помечтать.

— Ты, мечтательница, несколько лет назад стала наполовину москвичкой. Прижилась здесь?

— Знаешь, Петербург мне подходит больше: по моему внутреннему складу, по моему темпераменту, по моим вкусовым предпочтениям, по отсутствию желания тусоваться. У нас с Петербургом характеры похожи. Он меньше Москвы, менее суетливый, он, может быть, даже более мрачный, более аскетичный, более сдержанный, но в то же время какой-то очень наполненный. Просто так сложилось — карьера, кино, премьеры, всё это вынуждает часто находиться в Москве. Но мне вообще по жизни мало нужно — мне достаточно проводить время с Максимом, с Андреем, с родителями и ходить пешком до улицы Рубинштейна, где находится Малый драматический театр, и обратно. Такое течение жизни для меня самое счастливое.

— Ты говоришь, что мрачный Питер тебе близок, но ты совсем не мрачная девушка.

— Я стала замечать, что становлюсь большим консерватором. Я этим не кичусь, не культивирую это и не пытаюсь свои позиции отстаивать. Просто стала всё чаще обращать на это внимание, я будто пытаюсь отстраниться от современной жизни, от социальных сетей — я там есть, но не могу сказать, что мне это необходимо для самовыражения. Мне не нравится, когда говорят «фоткаться», я не понимаю, когда люди пишут в инстаграм о том, что ушел такой-то человек, соболезнуют, а потом этим же вечером выставляют кадры с вечеринки, — не понимаю, как так можно делать. Я про это думаю почему-то сейчас, и я не совсем согласна с течениями, с модой, с направлениями нашей ежедневной жизни, поэтому предпочитаю не гнаться за тем, чтобы быть в струе, а занимаюсь тем, что мне по-настоящему интересно. И мне сидеть с Андрюшей, Максимом и лепить поделки из пластилина или копаться в Достоевском со Львом Абрамовичем действительно интереснее. Так что видишь, мрачность моя проявляется не в поведении, не в характере, а еще в том, что я люблю помолчать, люблю гулять одна по Питеру с музыкой в ушах.