Вадим Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

Юрий ПОСОХОВ, хореограф, постоянный соавтор балетов Демуцкого. Вместе они сочинили спектакли «Герой нашего времени», «Нуреев», «Оптимистическая трагедия», «Анна Каренина», «Габриэль Шанель»: «Мы, хореографы, всегда ищем современную музыку. Обычно это какие-то метаморфозы, минимализм в музыке и так далее. А тут вдруг пришел молодой парень, с симфоническим образованием, — это такая большая редкость на самом деле. И мы поняли, что столько лет ждали этого симфонизма в балетном мире. Слава богу, дождались».

— У вас с Посоховым получился такой счастливый творческий тандем. Юра — человек открытого темперамента, в нем даже есть какая-то детская непосредственность, — я это знаю, поскольку давно с ним знаком.

— Меня эти качества Посохова заряжают. Я по натуре человек холодный, но противоположности притягивают друг друга, и мы с удовольствием сотрудничаем. Посохов уже много лет работает главным приглашенным хореографом в «Балете Сан-Франциско». Я там, в Сан-Франциско, учился в 2007–2009 годах, но на балет не ходил, — один раз попал на «Щелкунчик», и то по дружбе. Я вообще не интересовался тогда балетом и о Посохове не знал на тот момент совершенно ничего.

— А я мало что знаю о тебе, Илья, о твоей жизни. Интересно, как становятся композитором?

— Композитором становятся уже освоив другую музыкальную профессию. Я учился в хоровом училище и пел в хоре мальчиков в Питере. Потом получил дирижерское образование. И тем не менее, уже начиная с 6–7 лет факультативно занимался композицией с Игорем Фёдоровичем Роголевым, — во многом именно он направил меня в дальнейшем.

— А почему ты с шести лет занимался композицией? Как мальчик может почувствовать дар к сочинительству?

— Это исключительно талант педагога, который сумел увидеть во мне такие способности. Каждый день Игорь Фёдорович давал мне, ребенку, задание написать музыку. У меня дома лежат килограммы нотных записей, исписанных страшным детским почерком. Позже я участвовал в детских фестивалях современной музыки. Вместе со мной, например, учился Иван Кушнир, композитор, который сейчас работает с режиссером Максимом Диденко. Мы с Иваном пишем совершенно в разной стилистике, но школа у нас общая.

Михаил ЛОБУХИН, исполнитель партии Печорина: «Честно говоря, когда я впервые услышал музыку к нашему балету, то немного испугался, потому что музыка ритмически неровная, сложная. А когда мы вышли на сцену, музыка зазвучала совершенно по-другому. В балете Демуцкого есть просто потрясающие музыкальные темы, которые даже хочется на рингтон в свой телефон поставить».

— В твоей семье, Илья, есть музыканты, кроме тебя?

— Моя мама — экономист, отец — моряк. Правда, мама дала возможность всем своим детям (а нас в семье четверо) как-то проявить себя в музыкальной области. Мы все играли на фортепиано. Но сильнее других проявил себя в музыке я: поварился, выжил и понял, что дальше хочу этим заниматься. Хотя сестры тоже вполне успешны: одна ушла в танец, а потом в семью (у нее трое детишек), вторая стала диджеем, причем довольно известным в Питере. А брат ударился в спорт: он закончил Петербургский универститет физкультуры имени Лесгафта, хотя хорошо играет на виолончели и на гитаре.

Мария АЛЕКСАНДРОВА, исполнительница партии Ундины: «Музыка Демуцкого дает огромное пространство для творческого воображения. В ней есть некая потусторонность и отрешенность, какая-то магическая сила, и это питает образ Ундины».

— Тебе легко давались занятия музыкой?

— Я был довольно усидчив и мог заниматься за фортепиано многие часы. Совершенно не хотел, как мои сверстники, играть в футбол во дворе, — рос таким спокойным, очень правильным, паинькой, абсолютно исполнительным. Учился на пятерочки. Сейчас всё это вспоминаю, — даже смешно немножечко. Но это дало свои результаты.

Артемий БЕЛЯКОВ, исполнитель партии Грушницкого: «Мое знакомство с музыкой Демуцкого состоялось, когда начались постановочные репетиции. Я поразился тогда, насколько музыка наполнена эмоциональностью, каким-то нервом».

Для передачи «Кто там…» мы снимали Илью Демуцкого в Москве и у него дома, в Ленинградской области. В своей небольшой квартире он с гордостью показывал дипломы, аккуратно развешанные по стенам. Здесь фигурируют Консерватория Сан-Франциско, Парижская летняя школа…

— Из Питера ты уехал учиться в Сан-Франциско. Как случился такой кульбит?

— Я изначально думал о том, что получу несколько образований. Дирижерско-хоровое отделение Петербургской консерватории — очень мощное с точки зрения теоретической базы. Еще учась там, я подумал совмещать учебу с композиторским факультетом. Примеривался, ходил факультативно на уроки к разным педагогам. Интересовался, думал: подавать — не подавать заявление. Писал музыку, участвовал в каких-то фестивалях. Потом у меня был период, когда я всерьез хотел пойти учиться на вокальное отделение. А буквально на последнем курсе дирижерско-хорового отделения я случайно увидел обьявление о возможности получить грант на обучение в США. Я подал заявку на две специальности: на дирижерский и композиторский факультеты. Пришел ответ, что, к сожалению, учиться по двум специальностям одновременно нельзя, и я сосредоточился на композиторском, потому что понял: раз уж здесь, в Питере, дирижерское образование я получил, то, наверное, стоит попробовать себя в композиции. Дирижерско-хоровой факультет я заканчивал, исполняя свои произведения, которые послужили портфолио, когда я поступал на композиторское отделение в Сан-Франциско. Я ехал туда за работой с живым оркестром, общением с музыкантами и написанием музыки. У меня уже была сильная теоретическая база, и уделять внимание этой стороне образования не было необходимости. Я сконцентрировался на композиции. Конечно, там, в Сан-Франциско, можно было отдаться всем соблазнам студенческой жизни, но я человек усидчивый, и у меня была цель.

— Все-таки это такая радикальная история — из Петербурга, где всё пропитано музыкой, уехать учиться в Сан-Франциско.

— В тот момент меня интересовала музыка в кино. У нас в стране до сих пор не учат такой специализации. И получить подобное образование лучше всего, разумеется, в США.

— А почему тебя так волновала именно киномузыка?

— Меня очень интересовал музыкальный язык голливудских фильмов, потому что там есть всё — любые стили, эксперименты, симфонизм, инструментальные вещи. Эти знания мне пригодились, потому что в музыке для кино и в балетной музыке много общих вещей.

— Любопытно.

— Не знаю, плюс это или минус, но музыка в балете во многом иллюстративна. Я, композитор, должен поддерживать интерес к происходящему на сцене, переосмысливать задачу, поставленную хореографом или режиссером. В балете есть история, есть сюжет и мысль, которая меня направляет. То же самое и в кино: я должен анализировать происходящее на экране и передать эмоцию в музыке. Мы не всегда можем видеть конфликт на экране, но по желанию режиссера я могу изобразить его в музыке и совершенно изменить эмоциональную краску той или иной сцены.