Сергей Никоненко - Далёкие милые были [litres с оптимизированной обложкой]

– А не хуже, чем у Егора в шалашке.

Через два дня папа появился на гружённой брёвнами и досками машине. Из Дубно (немного позднее, в 1957 году, название превратилось в «Дубна») приехал папин брат дядя Андрей – и пошла работа! Будучи сыновьями плотника, отец и дядя Андрей с полуслова понимали друг друга. Я им помогал, как мог. Доверили мне многочисленные гвозди тащить из досок (они, доски эти, уже ранее использовались для строительства). Застряли в них, погнулись разные гвоздищи, гвозди и гвоздики – к одним был подход с молотком и фомкой, другие поддавались плоскогубцам. Вытянув их, не выбрасывал, а выпрямлял на стальной плите, чтобы они ещё послужили для сшивания досок. А ещё я строгал – и шершебкой, и рубанком, и фуганком.

Взлетели стропила, легла обшивка горбылём, кровля шифером оделась, увенчалась крыша коньком – и всё, теперь дождь не страшен. Мама светилась от счастья – дом, огород!

Как же вкусно готовила она на печке-времянке! Рука у неё была на редкость лёгкая: стряпала она быстро и «пальчики оближешь», а уж что ни посадит – всё растёт!

19 августа – Яблочный Спас, день рождения Иры Мельниковой, а я даже поздравить её не могу – она в Евпатории. Написал стихи, заканчивались они так:

В тех моих стихотворных опытах легко угадывалось влияние Есенина. А чуть раньше, совсем недавно, баловался, подражая Маяковскому:

В конце месяца вернулась Ира из Крыма. Позвонил ей, хотел встретиться, погулять, ненароком прочитать стихи, но ей было не до меня. Увидел её в студии Анны Гавриловны загорелую, с выцветшими пшеничными косами.

Первый раз в восьмой класс… Почему первый? Потому что будет и второй. Девчонки за лето заневестились, а мальчишки – как были, так и остались мальчишками. Борис Дмитриевич с появлением год назад девочек в школе уже больше никого «в стратосферу» не запускал, но вот неожиданно расхохотавшуюся на уроке Соболеву, самую крупную из девчонок, решил выставить из класса. Подошёл к ней, сказал строго: «Соболева», – та встала. Борис Дмитриевич взял её за руку повыше локтя, а Соболева… так на него посмотрела и чётко сказала: «Руку уберите», – что гроза всех учащихся «сдулся» от испуга и потухшим голосом, проваливаясь в паузы, произнёс:

– Выйдите… пофалуста… из класса.

Пал, рассыпался колосс на глиняных ногах, а Соболева стала героиней школы.

В театральной студии форсировали сдачу спектакля «По щучьему велению». Более всех горел желанием поскорее сыграть эту сказку Лёня Нечаев – Емеля. Он пропадал в Доме пионеров по полдня, помогая единственному столяру мастерить разборную декорацию – печку на колёсиках, чтобы «по щучьему велению» возила она Емелю. Лёня делал и царский трон (для меня), и посох царский красивый вырезал. Его руками изготовлены и два «серебряных» ведёрка под слёзы Светы Харлап в роли царевны.

Анна Гавриловна, в студии художественного слова, предложила мне читать Некрасова, а я хотел Есенина и за лето выучил пять его стихотворений. Но опытный педагог посоветовала мне прийти к Есенину через Некрасова. Стал я читать отрывки из «Кому на Руси жить хорошо».

Вовку Набатова призвали в армию. Перед уходом он подарил мне свои коньки-«норвеги», или, как их ещё называли, «ножи». Ему они были уже малы, а мне велики.

В «буке» для меня оставили Есенина, я его тут же выкупил. Вовке Савину я его сборник вернул, переписав из него с десяток стихотворений.Теперь у меня был свой Есенин, и снова я обратился к Анне Гавриловне.

– Серёжа, в Ленинграде с пятого по десятое ноября, – деловито перевела разговор на другую тему Анна Гавриловна, – будет проходить Всесоюзный слёт пионеров, и там необходимо будет зачитать приветствие и, возможно, несколько раз выступить. Мы с руководством Дома пионеров решили, что ты с этой задачей вполне справишься. Выступать придётся в Смольном, Таврическом, Аничковом… Тебя родители отпустят?

– Конечно, отпустят.

– Вот и хорошо. С тобой поедут ещё две девочки (одна танцует, другая поёт) и мальчик – какой-то невероятный шахматист. Послезавтра тебе нужно быть к десяти часам в горкоме комсомола, там тебя проинструктируют, всё расскажут о программе вашего пребывания в Ленинграде и дадут тексты приветствия и выступлений.

– А Есенин?

– А потом Есенин.

Дома я с порога объявил, что меня посылают в Ленинград.

– Моя молодость, – мама улыбнулась, – завод «Светлана», – и посмотрела пристально на меня. – Ленинград – это хорошо, а со школой-то что делать будем? Ведь двойка на двойке и двойкой погоняет.

– Мама, я школу закончу, – пообещал я в очередной раз.

Как же я её не любил… школу. Не любил из-за учителей – злые они какие-то были: вечно осуждающий взгляд, вечные подозрения и жёсткость – жёсткость во всём, даже когда здоровались.

– Guten Morgen, Эмма Карловна.

Немка сначала взглянет – нет ли подвоха?

– Guten, guten, – как бы сама себе.

Справедливости ради надо вспомнить Александра Фёдоровича, первого учителя истории. Фамилия его была Строганов, а он сам, напротив – добрый, общительный, легко откликался на шутку и юмор. Он располагал не только к себе, но и к предмету, который преподавал. Его внимательно слушали, и он внимательно слушал. Невысокого роста, с большой головой и мягким бархатным голосом. Многие девчонки ему симпатизировали.

– Когда Марии-Антуанетте доложили, что чернь бунтует, она, не поднимая головы от рукоделия, спросила: «Чего они хотят?» – «Хлеба, Ваше Величество». Тут Мария-Антуанетта медленно повернула голову к министру: «Ну так пусть едят пирожные».

Александр Фёдорович так повернул голову к классу и так ядовито-сладко произнёс эту последнюю фразу, что я почувствовал – он в ту секунду точно был Марией-Антуанеттой. И ещё мне было интересно, откуда он знал, что она медленно повернула голову? Он что, был там? Видел? Нет – то было двести лет назад.Он не мог видеть, но мысль об этом событии так его зарядила.

В горкоме комсомола отыскал кабинет, где меня ожидали. За столом сидела молодая красивая женщина, каких изображают на комсомольских плакатах.

– Серёжа, горком комсомола и пионерская организация Москвы доверяют тебе очень серьёзное поручение.

Я весь «вытянулся в струнку», хотя и сидел на стуле.

– В Ленинграде, на слёте пионеров Советской страны тебе надо будет зачитать приветствие слёту от всех пионеров Москвы. Его можно читать по бумаге, вот она. – Женщина протянула мне лист с машинописным текстом. – Но прочитать его надо «с чувством, с толком, с расстановкой», – с улыбкой процитировала она Грибоедова.