Наталья Бондарчук - Сергей Бондарчук. Лента жизни

Съезд ещё не начался, а уже грянул первый скандал: в число делегатов (а это 664 человека) не был избран Сергей Бондарчук. Между тем съезд начался вполне благостно – с доклада 1-го секретаря СК СССР Льва Кулиджанова. И посвящён он был в основном успехам. Потом начались прения. Они тоже шли благопристойно. Но до тех пор, пока в зале находились члены Политбюро. После обеда они уехали – и вот тут началось. Выступления стали куда более эмоциональными. Я была на этом съезде и сидела рядом с моей подругой и сокурсницей Натальей Белохвостиковой. На трибуну поднялся её муж, наш виднейший кинорежиссёр Владимир Наумов. И ему практически не дали говорить. Кричали с мест, свистели, топали ногами… Я оглянулась и… не увидела знакомых с детства кинематографистов. В зале сидели какие-то люди (видимо, из среднего кинематографического звена), явно сплочённые и заранее подготовленные. Они и срывали выступление Владимира Наумова. Я взяла Наташу за руку, она была холодна, как лёд. Вот как вспоминает об этом сам Владимир Наумович: «Спустя более чем полтора десятка лет мне та развязанная кампания кажется уродливо-комичной, даже жалкой… Не получилось у большинства тех ораторов в профессии, зависть терзала, и, чтобы хоть как-то её унять, они убедили себя, что не приемлют картин Бондарчука, Кулиджанова, Ростоцкого, Озерова и других мастеров».

Вспоминал о съезде и режиссёр Самсон Самсонов: «Когда в 1986 году на Пятом съезде Союза кинематографистов СССР Бондарчуку с трибуны прокричали: “Кинематографический генерал!” – я с тревогой подумал, какое же разнузданное и пошлое наступает время! Порой мне кажется, что, был бы тогда жив С.А. Герасимов, этого позора не случилось бы; не было бы этого свиста, ёрничанья, этих ужасных оскорбительных слов… После того “революционного” съезда Сергей выглядел задумчиво-мрачным, было видно, что он подавлен. Он предвидел развал Советского Союза: человек он был мудрый, очень глубоко всё чувствовал, а ещё интуиция у него была колоссальная. Когда я задаюсь вопросом, понимали ли те упивающиеся вседозволенностью горе-перестройщики, какие творческие высоты были взяты этим выдающимся художником, то сам себе отвечаю: конечно, понимали, потому-то и ликовали, что свергают самого Бондарчука, ведь для них его высоты недосягаемы».

По этому поводу выступивший на этом форуме Никита Михалков заявил: «Можно по-разному относиться к фильмам и личности Сергея Бондарчука – это дело индивидуальное. Но неизбрание делегатом съезда того, кто сделал “Судьбу человека”, “Войну и мир”, “Они сражались за Родину” – и уже только этими фильмами вошедшего в историю отечественной культуры, – есть ребячество, дискредитирующее все искренние, благие порывы оздоровить унылую, формальную атмосферу, царящую в нашем Союзе кинематографистов».

Позже, снимаясь в моём документальном фильме об отце, Никита Сергеевич сказал: «Это такая несправедливость мышей. Когда разрешили топтать и за это ничего не будет, – можно. И для него это, конечно, был очень сильный удар. А когда непонятно за что, наступает момент растерянности внутренней. Когда только прошло время и все те, кто в радости и в детской резвости пытались колебать его треножник, стали потом приходить и извиняться. Когда прошло время, когда он устоял. Я вдруг понял, что этому не надо сопротивляться. Только сопротивление порождает силу у них».

Николай Бурляев вспоминал: «Не выбрали делегатом на V съезд – это уже пощёчина. Как? Бондарчука не выбрать делегатом? А это была демократия. И начали его уничтожать публично в Кремле. Я был тогда в зале. Я видел, какой там был буквально шабаш и ненависть к Бондарчуку…»

Сам Сергей Фёдорович после съезда говорил: «Не изменяй теченье дел. Привычка – душа держав. У Монтеня это целый трактат. Не изменяй. Это не относится к “перестройке”? Хотя я – за перестройку. Но чтобы изменить теченье дел, надо быть гением».

И вновь вспоминает Никита Сергеевич Михалков: «Замечательная есть в русских церковных тропарях фраза: “Демонов немощная дерзость”. Вот это и были демоны, вот тогда они и разгулялись. Они из кожи лезли, чтобы унизить Большого Художника в надежде, что таким образом возвысятся, обретут вожделенную значительность. Глупцы».

На этом съезде громили и первую картину «Лермонтов» Николая Бурляева. То, что с любовью создавалось большим (свыше ста человек), мощным коллективом, было зачёркнуто.

А сам Никита Сергеевич Михалков тут же на съезде был атакован «коллегами». Мне же не разрешали выезд на съёмки «Юность Бемби» к моей киногруппе, ожидающей меня на Кавказе.

Была выпущена статья: «Она уже снимает вторую серию по никому не известной повести Зальтена об иностранном оленёнке». Мой соавтор сценария, великий писатель Юрий Маркович Нагибин, страшно разозлился и написал в ответной статье: «Поздравляю автора (это был Александров), он не заметил, что Феликсу Зальтену ещё при жизни был поставлен памятник».

Но более всего страдал мой отец. Вот что рассказывала актриса Людмила Савельева: «Однажды мы вместе с Сергеем Фёдоровичем ездили в Норвегию. Мне всегда казалось, что он человек необыкновенно крепкий, защищённый. Но, помню, в самолёте развернул какую-то газету, а там – про него статья, ужасная, некрасивая. Про то, что его режиссёрские работы бездарны. Некий критик советовал Бондарчуку “не лезть в режиссуру”. Смотрю: он сидит весь белый. Я всегда думала: он же знает себе цену, ведь фильмы-то снимал потрясающие, великие. И, казалось бы, такой человек не должен обращать внимания на эти мелкие укусы. Но он страшно страдал. Я только тогда поняла, насколько ему больно».

Да, то, что творилось в эти дни, было тщательно спланированным заговором. Людей, в нём участвовавших, я знаю. Кое-кто из них мне сейчас говорит: «Мы не предполагали, во что это выльется. Что мы будем зачинателями такого безрассудства. Мы хотели свежего ветра, новой волны».

Да! Отцу досталась та эпоха, в которой честно отражать современность не позволялось никому. Понятно, что бунт был спровоцирован общим враньём. Мы все задыхались в гнилом пространстве, которое затягивало, как трясина… Ещё весной 1984 года моим отцом было написано: «Вся сложная система утверждения сценария, редакторская и ведомственная опека в процессе съёмок и сдача фильма руководящим инстанциям очень далеки от подлинного процесса создания кинематографического искусства. Чиновничий кинематограф может устраивать только самих чиновников, а не зрителя и людей, посвятивших себя кинематографическому искусству… так дальше продолжаться не может!»

В этом смысле взрыв-то был справедлив, но ударил как раз по истинным художникам. Была разрушена выстраданная тяжёлой жизнью мечта людей, в значительной мере выраженная советским кинематографом. Когда из него вычеркнули героев, олицетворявших эту мечту, то перечеркнули и страну. Что будет со страной дальше, для отца было понятно. На закат его жизни пришёлся разрыв между Россией и Украиной. Разрыв единого славянского народа. Сергей Фёдорович, украинец по паспорту и факту рождения и русский художник, вынужден был слушать, как “делят” Гоголя: в чём он украинец, в чём русский. Очень он это переживал. Он ещё не знал, что его детей – меня и брата Фёдора – не будут пускать на его родину (из-за поддержки воссоединения России и Крыма). Но это будет потом…