Коллектив авторов - Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Это стихотворение поразительно совпадает с одной из лингвистических сказок Эжена Ионеско, в которой отец заставляет свою маленькую дочку Жозетту играть в слова, объясняя ей «правильные» значения слов. «Стул это окно. Окно это ручка с пером. Подушка это хлеб. Хлеб это коврик перед кроватью. Ноги это уши. Руки это ноги. Голова это зад. Зад это голова. Глаза это пальцы. Пальцы это глаза».

И вот Жозетта говорит, как её научил папа. Она рассказывает: «смотрю в стул и откусываю подушку. Открываю стену и иду на ушах. У меня десять глаз, чтобы ходить, и два пальца, чтобы смотреть. Я сажусь головой на пол. А задом на потолок. Когда я ела музыкальную шкатулку, я намазывала варенье на коврик перед кроватью, и было очень вкусно. Папочка, возьми окно и нарисуй мне картинки!»

Вот какие глупости говорит Жозетта (как говорит мама Жозетты), – а на самом деле не такие уж это «глупости»: это истории про то, как язык, повседневная речь может стать источником не просто познавательной игры, но и вполне серьёзного узнавания жизни.

Произведения Эдуарда Успенского обогащены интертекстуальностью – то в них читается подспудная полемика, то скрытый диалог с кем-нибудь из предшественников, то цитата, то перекличка с известными стихами. Мир взрослых Успенского – это мир весёлых и умных, простодушных и подначивающих друг друга детей: в этом своеобразие его прозы и обаяние стихов.

На одном из осенних «костров Чуковского» в Переделкино Эдуард Николаевич подарил мне книгу Ханну Мякеля «Эдик» – подробные воспоминания финского писателя о его русском друге и переводчике – с надписью: «Одному из патриархов от просто проповедника». Надеюсь, ироническое «патриарх» и смиренное «проповедник» в равной степени относились к тому пласту ассоциаций, за которыми угадывается пространство детской литературы. Пестовать фантазию и при этом крепко стоять на почве реальной действительности – к этому призывало проповедничество «живого Успенского».

Наша первая встреча произошла почти сорок лет назад в новогодние каникулы. В Ленинграде (тогда так назывался наш город) в Доме культуры имени Горького мы играли спектакль по пьесе Эдуарда Успенского и Александра Курляндского «Отпуск деда Мороза», я играл роль деда Мороза. Это была удивительная пьеса, необычная и весёлая.

Когда начались спектакли, то веселились не только зрители, но и артисты. Мы добавляли в текст Успенского и Курляндского свои шутки, пьеса это позволяла. И вот, перед одним из спектаклей в нашу гримуборную вбегает взволнованный режиссёр и говорит, что из Москвы приехал Эдуард Успенский. Мы все обрадовались, а режиссёр был очень напуган.

– Ни в коем случае не говорите своего текста! – кричал он.

– Никакой отсебятины! И прекратите хулиганить на сцене!

Начался спектакль. Мы старались играть только то, что написано авторами, но у нас это плохо получалось, потому что мы уже забыли, где шутки Успенского, а где наши.

После спектакля приходит бледный режиссёр и говорит, что сейчас будет скандал, Успенский не любит, когда что-то добавляют в его текст! И вот, открывается дверь, и входит невысокий улыбающийся человек и представляется – Эдуард Успенский.

Все испуганно притихли. И тут произошло неожиданное. Успенский начал нас хвалить. Он говорил, что мы молодцы, он не ожидал такого весёлого представления! Но есть один минус. Мы поняли, что сейчас он нас будет ругать за отсебятину.

– Ребята, – сказал Успенский, – вы мало импровизируете! Добавляйте больше шуток от себя! Больше хулиганьте!

Вот так произошла наша первая встреча. А вторая встреча случилась через пятнадцать лет. Тогда и началась наша творческая дружба. Как было радостно выступать с ним на сцене!

Если он шёл на озеро купаться, то всегда брал с собой два ведра. Как думаете, для чего?

Я делал для детей весёлые концерты с Бабками-Ёжками. Мы выступали в разных городах, даже были на космодроме Байконур. Как-то мы выступали в детской больнице, и после концерта ко мне подходит мальчик. Рука в гипсе, голова забинтована.

– Какое счастье, что я попал в больницу! – говорит он.

Я очень удивился этой нелепой фразе.

– Почему?!

Мальчик улыбнулся, и ответил:

– Потому что я увидел живого Успенского!

Мой друг поэт Андрей Усачёв рассказывал, что когда-то очень давно Эдуард Николаевич занимался с пишущими детьми. Он учил их писать стихи и рассказы. На этих занятиях всегда было весело и шумно. Когда кто-нибудь из ребят вёл себя особенно активно, Успенский делал строгое лицо и говорил:

– Я тебя накажу!

И тут же все поднимали руки и кричали:

– Эдуард Николаевич, меня накажите! Меня! Меня!

Странно выглядит, неправда ли? Дело в том, что наказание было такое. Он брал ребёнка и сажал его на шкаф.

А теперь – ответ на вопрос про вёдра. На обратном пути он собирал в них пустые бутылки и прочий мусор, который оставляли некультурные отдыхающие, и выбрасывал в помойку.

Я счастлив, что в моей жизни был Эдуард Николаевич Успенский! Он научил меня самому главному – относиться к детям с уважением. Быть с ними на равных.

С Толей я сдружился крепче прежнего. Он писал мне даже чаще Эдуардa, исполняя свои обязанности литературного секретаря, – то есть по просьбе Эдуарда. Но ещё и по собственному желанию…

Так что, кроме меня, за Эдуардом присматривал и Толя. Это было нужно, по крайней мере на наш взгляд, ведь нам был даже слишком хорошо известен темперамент нашего вождя. Мы поклонялись нашему вождю, но иногда и беспокоились за него. У Эдуарда нет недостатков, разумеется, а у кого из нас они есть? Правда, терпение не относилось к числу его главных добродетелей, что, возможно, бывало заметно. Ведь об этом, наверное, уже говорили на русский лад, то есть намеками.