Коллектив авторов - Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Помнится, Эдуард Николаевич однажды узнал, что в селе Троицком Залесского района бабушек одолел колорадский жук. Никакого спасу! Ест ботву, чем уничтожает будущий урожай картофеля. Успенский выяснил, что колорадского жука поедают цесарки. Он немедля поехал на ферму в Загорск, откуда привёз яйца этой птицы. Поместили их в инкубатор. В современных инкубаторах программы обеспечивают весь процесс выведения цыплят. У нас был инкубатор, но давнишний, приходилось всё делать вручную. К примеру, когда птенцы начали выклёвываться, надо было в инкубаторе мокрые полотенца повсюду раскладывать, потому что на выходе цыплят из яйца должен быть особый режим влажности, иначе высохнет вся оболочка, и птенец не сможет её расклевать. Он клювом делает дырочку в яйце и ещё какое-то время в своём надколотом «домике» сидит. Только клювик высовывает иногда. Потом он расклёвывает скорлупу по окружности – она как шляпка – раз, снимается! И – вперёд!

Малыши были длинноногие с коричневыми полосками. Правда, слабые, первое время ноги у них разъезжались. Но выходили мы их.

Когда же цесарки подросли, отдали их бабулькам в Троицкое, чтобы птицы помогали им в сельском хозяйстве бороться с колорадским жуком.

А ещё галка у нас жила, по кличке Краля. Её, ещё галчонком, нам принесли мальчишки. Мы её выкармливали размоченным в молоке хлебом. Краля выросла, жила у нас долго. Ручная была. Хулиганила безумно. Садилась к женщинам на плечо и дергала за серёжку в ухе. Хотела получить украшение и утащить. Умывалась галка в аквариуме, на верхнем стекле которого было отверстие для кормёжки рыб. Так что она в него засовывала голову, потом резко вытаскивала и начинала ею крутить. Брызги разлетались во все стороны. Аквариум у нас стоял на кухне и галкины брызги попадали на каждого, кто находился неподалёку.

Вспоминается и ворона Варька. Она жила на улице и приходила в дом позавтракать. По утрам стучала клювом в дверь: пустите меня! Заходила в дом, ела из собачьих-кошачьих мисок. Никто её не обижал. У нас были две собаки и две кошки. Они считали Варьку своей. Вообще, тогда все дружили. Правда, вредным был попугай Стас. Каким-то образом он даже прокусил щёку Крале! Но ничего, вылечили её.

Рассказ о Стасе, попугае породы жако – особый, как и о крикливом индонезийском скворце Алче. И о попугаях Кузе (жако) и Карле (корелла), которые живут у нас сейчас. Их истории – впереди.

(интервью М. Мокиенко)

– Как вы познакомились с Успенским?

Я в нашей стране долго отсутствовал, это были восьмидесятые годы, начало девяностых. А потом, когда вернулся в Советский Союз и восстанавливал какие-то связи, мне однажды позвонил Успенский по поводу какой-то моей вещи, которую он прочёл, и как-то хотел откликнуться.

Я очень обрадовался ему, потому что я знал, что он был любимым писателем моей дочери ещё до того, как мы уехали на Запад… Она ещё была маленькая, и кроме Крокодила Гены и других произведений, она очень любила стихотворение «Всем известный математик Академик Иванов ничего так не боялся, как больниц и докторов»… И я ему это сказал, каждому автору это приятно, хотя у него читателей и почитателей миллионы… но всё равно. Так мы по телефону познакомились. Очень скоро он мне позвонил и пригласил участвовать в Гавани. Чтоб я там что-то спел. Я сначала сильно возмутился, потому что я никогда не пел публично. Да ещё по телевидению. Я долго отпирался. Но Успенский – он человек упорный, если вцепился, то мёртвой хваткой. В конце концов он меня всё-таки вытащил. И я там у них выступал, что-то там пел, размахивал руками. После этого мы стали общаться. Я к нему, он ко мне. И так далее. Ну вот собственно и всё. Очень простое знакомство.

Когда мы познакомились, очень непростое время было. Но оно по-разному нами воспринималось. Потому что я-то вообще был изгнан из Советского Союза. Я был диссидентом. Вот говорят, лихие девяностые, но для меня это было время больших надежд. Я потому и вернулся. Я очень охотно вернулся с благополучного Запада. И попытался нырнуть в это всё, но это мне не совсем удалось. Перестроечные времена отражались в появлении такой передачи как «Гавань». Я не могу представить, чтобы такая передача появилась на телевидении в советские времена. Передача была вольная, хулиганская, бесцензурная. С приглашением всяких людей, которые в советское время были бы нежелательны. Сейчас они тоже нежелательны. Поэтому её, собственно, и закрыли. Так что я думаю, и для Успенского это время тоже было хорошим.

– Успенского много начали издавать в 90-е годы, большими тиражами. Почему, вы думаете, его герои стали так популярны в эти годы? И так до сих пор это и продолжается.

– Они были востребованы и раньше, но цензуры не стало, возникли коммерческие отношения. Его книги, помимо того, что они замечательны сами по себе, коммерчески были очень успешны, дети их любят, и взрослые любят. Вот Чебурашка, например, любимый герой многих взрослых. Поэтому, естественно, что успех был.

В Успенском сочетается писатель с изобретателем. Он же авиатор по образованию. Все его герои и сюжеты – это изобретения. Он брызжет идеями. Фонтан такой. Он придумывает необычных героев, необычные передачи. «АБВГДейка», например, «Наша Гавань». Для него это было хорошее время – 90-е годы. Потому что советская власть подавляла всякую инициативу человеческую, любые идеи.

– Человек он неуёмный. Расскажите про тот период его жизни, когда он чего-то добивался, писал письма.

– Я в тот период не был с ним знаком и знаю только по его рассказам. Он всё время жил в борьбе с кем-то, писал письма. С Михалковым, например, боролся. За квартиру боролся. Писал дерзкие, очень смешные письма. И даже ожидал, что его за это могут наказать. Но в конце концов, он побеждал. Он человек напористый, иначе бы всего этого и не добился. Почему я и говорю, что он изобретатель. У нас Кулибиным при жизни никогда не давали ходу. А он придумывал всякие новые идеи и новые подходы. Он писал письма насчёт квартиры в стихах. Это чиновника изумляло, может быть в ужас приводило, он не знал, как реагировать. Ему же тоже не хочется прослыть каким-то тупым чиновникам, а хочется показать, что и он не чужд…

Успенский – психолог. Он хорошо знает детскую психологию, ну а взрослые – это взрослые дети. Если покопаться, в каждом взрослом остаётся что-то детское. Поэтому как детский писатель он пролезает в душу каждого взрослого.

– Как вы относитесь, к тому, что современные дети не воспринимают живую книгу?

– С грустью, но что делать. Это прогресс такой. Дети получили айпады, айфоны, покемонов, всяекие игрушки, игралки. Ничего не поделаешь. Литераторам будущего надо как-то приспосабливаться и думать, как взаимодействовать с этими детьми.