Алексей Казаков - Шпионаж под сенью муз. Как представители творческих профессий служили разведке

В белоснежных костюмах и шляпах 1 апреля 1913 года в семь часов вечера Николай Гумилёв и его племянник (и ассистент в экспедиции) Николай Сверчков на теплоходе «Тамбов» отплыли в Константинополь. А дальше их путь лежал в Абиссинию, где они провели четыре месяца.

Гумилёв обстоятельно описывает в своем «Африканском дневнике» эту поездку. Но иногда невольно спотыкаешься при чтении, когда, например, встречаешь такие места:

«В Константинополе к нам присоединился еще один пассажир, турецкий консул, только что назначенный в Харар… Мы с ним уговорились предложить турецкому правительству послать инструкторов на Сомалийский полуостров, чтобы устроить иррегулярное войско из тамошних мусульман. Оно могло бы служить для усмирения вечно бунтующих арабов Йемена, тем более что турки не переносят аравийской жары».

Вряд ли этот пассаж относится к антропологии и этнографии. А вот еще один фрагмент, где дается подробная характеристика будущего императора Эфиопии Хайле Селассие I, который впоследствии правил своей страной аж до 1974 года:

«Это юноша 18–19 лет, который по требованию харарского войска был, несмотря на свою молодость, назначен генерал-губернатором или, лучше сказать, владетелем Харара. Молодой мальчик, худенький, только что перенесший воспаление легких, он видом скорее напоминал безмолвную куклу. Носит по отцу титул высочества. Понимает он, впрочем, по-французски и имеет при себе переводчика-абиссинца, католика, знающего французский язык. Прекрасна у Тафари (имя Хайле Селассие I до коронации. — Ред.) его улыбка, которая делает его одновременно привлекательным и живым».

Речь идет о важной политической фигуре. Для кого подмечались детали характера будущего регента, а потом императора страны? Для музея? Для читателей? Или все же для Генштаба?

В 1914 году, когда привычную жизнь Европы начала корежить начавшаяся Первая мировая война, Николай Гумилёв решает для себя: воевать за Россию — это теперь главное в его жизни. Воевать не только поэтическим словом, но и в буквальном смысле слова, не боясь крови, боли и смерти. Он добивается, чтобы его, несмотря на близорукость и небольшое косоглазие, взяли на действительную военную службу.

Местом его службы стал сводный кавалерийский полк, расквартированный в Новгороде. В ожидании боевых походов частным образом за собственные деньги он обучился владеть шашкой. Современник поэта Андрей Левинсон писал:

«Войну он принял с простотою совершенной, с прямолинейной горячностью. Он был, пожалуй, одним из тех немногих людей в России, чью душу война застала в наибольшей боевой готовности. Патриотизм его быль столь же безоговорочен, как безоблачно было его религиозное исповедание».

Главный редактор журнала «Аполлон» Сергей Маковский вспоминал о своих встречах с Гумилёвым:

«Не раз встречался я с ним летом 1915 и 1916 годов, когда он приезжал с фронта в отпуск, гордясь двумя солдатскими Георгиями… за участие в боях… Во время второго отпуска, после того, как он был произведен за отличие в боях в унтер-офицеры, Николай Степанович получил разрешение сдать экзамены на офицерский чин. Весной… получил он, по своему желанию, командировку от Временного правительства в русский экспедиционный корпус…»

Речь идет о весне 1917 года. Весна эта была наполнена смесью горечи и вдохновения, иллюзиями и разочарованиями, кровью, слезами и надеждами. Власть законная и привычная в лице императора рассыпалась в прах, Временное правительство было в политической лихорадке. Наступали, по выражению Ивана Бунина, «окаянные дни».

Прапорщик Гумилёв получает новое назначение. 27 апреля в штаб кавалерийской дивизии, где он служил, поступила телеграмма из Главного управления Генерального штаба:

«Прошу телеграфировать Петроград… не встречается ли препятствий и удостаивается ли Вами прапорщик Александрийского полка Гумилёв к командированию в состав наших войск Салоникского фронта тчк Начальник мобилизационного отделения ГУГШ полковник Саттеруп тчк».

15 мая Николай Гумилёв покинул Петроград и направился в русский экспедиционный корпус в Париже. Еще в разгар Первой мировой войны между Россией и Францией было заключено соглашение об отправке четырех пехотных бригад на Французский и Салоникский фронты. В свою очередь Франция обязалась поставлять военное снаряжение.

В Париже Гумилёв проходит службу в должности адъютанта при комиссаре Временного правительства. Но по-еле падения Временного правительства и прихода к власти большевиков во главе с Лениным Гумилёв решает отправиться в Персию и участвовать в Месопотамской кампании, в боевых действиях между войсками Британской империи (в основном индийскими) и армией Османской империи.

В письме к своей возлюбленной Ларисе Рейснер он писал: «Я начал сильно подумывать о Персии. Почему бы мне на самом деле не заняться усмирением бахтиаров. Закажу себе малиновую черкеску, стану резидентом при дворе какого-нибудь беспокойного хана…»

Но этим планам не суждено было сбыться. Вместо Персии он оказывается в Лондоне.

Уже упоминавшийся Борис Анреп в годы Первой мировой войны работал в Лондоне в Русском правительственном комитете, который занимался поставками вооружения в Россию. Вероятно, он был связан с русской разведкой. И вот по протекции Анрепа Николай Гумилёв три месяца работал в Комитете. Ни много ни мало — шифровальщиком. Ничего удивительного нет в том, что в архиве Анрепа сохранился рапорт Гумилёва, точнее та самая «Записка об Абиссинии». Есть версия, что документ передала Анрепу Анна Ахматова. Но не исключено, что это сделал сам Гумилёв, так как и он, и Анреп доверяли друг другу.

(Впервые «Записка об Абиссинии», вместе с послужным списком Н.С. Гумилёва, была опубликована в статье Г.П. Струве в нью-йоркской газете «Новое русское слово» от 16 декабря 1947 года. Был ли дан этой записке какой-нибудь ход — не известно).

Из Лондона Гумилёв возвращается в Россию, уже советскую. Там его ждут развод с Ахматовой, женитьба на Анне Энгельгардт, преподавание в Институте живого слова, работа в Петроградском отделе Всероссийского союза поэтов. Публикации стихотворных сборников. А потом…

А потом — арест в августе 1921 года по подозрению в участии в надуманном ВЧК заговоре «Петроградской боевой организации В.Н. Таганцева».

Быстрый неправый суд — и Гумилёва вместе с другими 56 осужденными расстреляли в ночь на 26 августа 1921 года.

…У Николая Гумилёва есть стихотворение «Смерть». Там такие строки: