Алексей Казаков - Шпионаж под сенью муз. Как представители творческих профессий служили разведке

Седой майор обратился к переводчику:

— Уточните фамилию больного. Рёкк?

— Так точно, Рёкк, — ответил лейтенант после того, как переспросил врача.

— Спросите этого Рёкка, не был ли его отец архитектором и строителем во время той войны, Первой мировой?

Лейтенант склонился над кроватью больного. И тут же доложил:

— Этот Рёкк — сын того самого Эдуарда Рёкка. Тоже Эдуард.

Майор изумленно, но и с толикой радости, покачал головой.

— Надо же… Скажите ему, лейтенант, что я был в числе военнопленных, которых спас его отец.

После этого разговора медперсонал обслуживал брата Марики особенно заботливо, и питание ему было назначено офицерское.

Интересная история была связана также с ее дядей, братом отца. Полное имя дяди было Карой, но в семье оно преобразилось в уменьшительно-ласкательное Карчи. Студент, готовящийся стать архитектором, был мобилизован в армию. Вместо карандаша и рейсшины руки Карчи теперь не очень уверенно сжимали винтовку. Но ничего не поделаешь — долг.

В России Карчи был ранен. Но на поле боя его не нашли. В похоронной команде решили, что виной этому — прямое попадание артиллерийского снаряда, которое разнесло беднягу в клочья. В семью грустный почтальон принес похоронку.

Семь лет Карчи оплакивали. Ежегодно в день, указанный в похоронном извещении, в церкви заказывали по нему поминальную службу. Но однажды родители павшего получили телеграмму: «Приезжаю завтра в девять утра. Прошу встретить на вокзале. Карчи». Расстроенная родня сочла это чьей-то злой и циничной шуткой.

Тем радостнее было увидеть живого Карчи, которого никто не поехал встречать и который сам подкатил к дому на таксомоторе. Из машины вместе с «воскресшим» вышла молодая красивая женщина с младенцем на руках.

Карчи приехал не один, а с молодой красивой русской женой и их первенцем. Когда улеглись эмоции, и все счастливое семейство, включая девочку-подростка Марику, сидело за столом, Карчи рассказал, что с ним произошло. Он был сильно контужен и лежал на поле боя без сознания. Его нашла русская девушка, притащила к себе в дом и выходила. Потом в России произошла революция, она вышла из войны, в этой неразберихе никому до Карчи не было дела. Венгр с русской поженились, и как только появилась возможность, Карчи увез семью, к тому времени пополнившуюся, к себе на родину.

Этот поворот в биографии дяди Марики направил его на творческую стезю: он начал писать картины. Особенно удавались ему русские зимние пейзажи, где было много снега, льда, где бушевали метели и мели поземки. В Венгрии он продолжал рисовать Россию: русская суровая зимняя природа стала темой его творчества.

Всю жизнь Марику сопровождали — в скромных квартирах и дорогих домах, в Германии, Венгрии, Австрии — картины дяди Карчи. Незадолго до своей кончины он прислал ей в подарок книгу о своем творчестве с надписью на титульном листе: «Дорогая Марика, ты всецело поглощена своей жизнью. Посылаю тебе эту книгу, чтобы ты знала, кем был твой дядюшка».

Первая наставница Марики в Будапеште, милейшая женщина, у которой она три года брала уроки танцев, уже ничего нового дать девочке не могла. Марика почти каждый день жаловалась отцу:

— Папочка, не знаю, как мне быть… Ведь здесь мне не у кого больше учиться…

И в один прекрасный день на семейном совете прозвучало: Париж! Неужели молитвы (в буквальном смысле слова!) Марики дошли до Бога?! Она была счастлива и не думала о том, что в жизни семьи все резко меняется. Отец, в котором парадоксально сочетались отсутствие деловой хватки и склонность к риску, легкомысленность и смелость, пошел ва-банк: устав бороться с инфляцией, он вложил все свои деньги в банк, с директором которого был хорошо знаком, и купил четыре билета в Париж. И вот уже Марика, ее папа, мама и брат сходят с подножки поезда на французскую землю.

Много позже, на склоне лет, Марика Рёкк будет вспоминать, что Париж у нее вызывал смешанные чувства. Это был город вежливой и сдержанной холодности, не такой взрывчато-страстный, как Будапешт, но и менее надежный, небрежно-равнодушный. Ступив на платформу парижского вокзала, Марика громко и восторженно выкрикнула:

— Бонжур, Париж!

Этими двумя словами исчерпывался ее запас французской лексики.

Через несколько дней Марику отец отвел на пробный показ в знаменитое варьете «Мулен Руж». Девочку неприятно поразила проза дневного театра, который до этого она видела только в кино. На экране все сверкало и искрилось, а сейчас… Сейчас она увидела пригвожденный к фанерным щитам плюш, пропитавшийся запахами табака и пота, услышала, как неприятно скрипят кулисные колесики.

Но вот ей улыбается знаменитая миссис Гофман, руководительница танцевальной группы, протягивает руку. Марика вспоминает слова отца о том, как следует вести себя на просмотре, доброжелательно и уверенно смотрит в глаза миссис Гофман, пожимает протянутую руку. Поговорить, правда, не удается, потому что Гофман и члены ее группы владеют только английским.

Марика приободряется, протягивает таперу принесенные с собой ноты, и зазвучала музыка. Марика вдохновенно и азартно танцует. Мелькают руки, ноги, девочка-подросток в тренировочном трико выдает один пируэт за другим.

Миссис Гофман подает рукой знак таперу и Марике:

— О’кей!

Потом подходит к девочке и приобнимает ее. И Марика понимает: она принята в труппу!

Едва ли не каждый вечер она выступает в знаменитом кабаре, и теперь она тоже кормилица семьи! Проценты с капитала в будапештском банке небольшие, а платили танцовщицам в «Мулен Руж» прилично.

Но надо было учиться дальше. И тогда в жизни Марики Рёкк появилась русская наставница, мадам Рудковская. Ее тоже выбрали на семейном совете. Русская балерина, известная своей требовательностью и благожелательностью, стала для Марики не просто учителем, но и старшим другом. Уже через пару дней после занятий в школе Рудковская сказала Марике:

— У тебя хорошие способности. И чувство ритма отменное. У тебя в семье кто-то танцует?

— Спасибо за добрые слова, мадам, — с трудом подбирая французские слова и краснея, ответила девочка. — Нет, в семье никто не танцует. Но у папы хороший слух, он часто поет просто для себя. К тому же папа был хорошим спортсменом в Венгрии, у него есть медали за состязания в беге и прыжках в длину.

— Будем надеяться, что и тебя ждет прыжок — в творчестве. Но нос не задирать! Так говорят у нас в России.

Похвала наставницы окрылила Марику.

Через некоторое время отец снял деньги со своего счета в банке и на них устроил в Будапеште первый концерт Марики. Наутро в одной из популярных газет было напечатано: «Она танцует не ногами, а всем сердцем».