Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Завершение Второй мировой войны внесло во взаимоотношения американского общества и психических больных новый элемент. С фронта вернулось много воинов с поврежденной психикой. В США вновь стали строить психиатрические клиники. Одновременно в прессе началась кампания за создание в лечебных учреждениях такого рода более человечных условий. Больных между тем в стране становилось всё больше. К началу 50-х в клиниках оказался уже почти миллион пациентов, а на свободе ещё больше. Годовая стоимость содержания одного человека в штатной больнице достигла 180000 долларов, а в так называемых муниципальных госпиталях перевалила за 250000 долларов. Возникла дилемма: строить новые госпитали — дорого, а в старых уже нет места. Общественность реагировала на страдания психов всё более остро. Появились потрясшие публику романы и фильмы на эту тему. Название одного из таких фильмов — "Змеиная яма" стало при обсуждении ситуации в психиатрических клиниках именем нарицательным.

В конце пятидесятых, начале шестидесятых во взаимоотношениях общества и психических больных произошла ещё одна перемена: последних стали сотнями и тысячами выпускать на свободу. В следующие десять лет число больных в психушках упало с миллиона до двухсот тысяч. Сейчас их там около 150000. Главным инициатором этой тенденции выступил тогдашний губернатор Калифорнии Рональд Рейган. Руководствовался он, разумеется, доброй целью: облегчить жизнь больных в госпитале. Другое основание для массового освобождения сумасшедших состояло в том, что учёные создали к этому времени много успокаивающих лекарств. "Больной, — как выразился в те дни один психиатр, — теперь уже не нуждается в нас, он носит свою клинику при себе." Сказано лихо, но, увы, далеко не все больные с коробочками успокаивающих препаратов в карманах склонны ими пользоваться. Большинство освободившихся предпочитали "лечить" себя наркотиками. Операция эта обернулась, таким образом, повсеместным по всей Америке ростом армии наркоманов и увеличением в стране числа бездомных. Тем не менее, ради финансовой экономии, власти и сегодня продолжают сокращать в больницах число психически несостоятельных пациентов. Вместо психушек создаются медицинские центры, вроде того, в котором работает Вадим Молдован. В год содержание резидента в таком доме обходится государству "всего только" в 40000 долларов.

Завершая историческую часть нашей беседы, Вадим пояснил: "Официальная точка зрения властей и большинства медиков на людей с психическими неполадками состоит в том, что мы можем и должны дать этим людям необходимые навыки для существования в нормальном обществе. Такое обучение считается весьма реальным. И если до пятидесятых годов господствовало представление о том, что психический больной существовать на равных со здоровым не может, то теперь восторжествовал взгляд прямо противоположный. Нам предлагают делать всё возможное, чтобы вернуть психов в современное общество в качестве нормальных людей. Это и с финансовой точки зрения устраивает государственных чиновников: возвращенный в общество вчерашний псих обходится государству в минимальную сумму, а если при этом он ещё и бездомный, то и вовсе освобождает страну от расходов….

Многолетние наблюдения над поведением душевнобольных привели Вадима к совсем другим выводам. Да, он и его сотрудники делают всё возможное, чтобы вернуть своим "клиентам-пациентам" возможность выйти на волю, жить независимо, самостоятельно. Но обучаемые не только не спешат освободиться, но всячески сопротивляются уходу из психушек и даже из его тихой и спокойной вроде бы "богадельни". Они не хотят, боятся жизни, где каждую минуту нужно самому решать, как, кому и что сказать, что делать, куда идти. Мир свободы-ответсвенности вызывает у вчерашних обитателей психушек стрессы, срывы и даже желание убить себя. Их снова и снова отправляют туда, откуда лишь недавно выписали. Возникает этакий механизм "вращающихся дверей". Некоторые пациенты умудряются за год десятки раз пройти эти "двери" туда и обратно. По существу, сегодняшняя политика взаимоотношений общества с сумасшедшими упёрлась в тупик. Тем не менее, Вадим Молдован не теряет надежды найти разрешение этой проблемы.

Он уловил одну важную закономерность в поведении больных: они вполне удовлетворительно чувствуют себя в обществе себе подобных. Более того, эти люди, оказавшись вместе, как бы создают собственную культуру, обстановку, в которой почти нет драк, вспышек злобы. Между ними складываются некие ритуалы: многочасовое сидение за кофе, постоянное курение с использованием определённых марок сигарет. Есть в этом единении и свои ценности. Будучи по существу нищими, люди эти, находясь вместе, готовы всё отдать ближнему. В их комнатах редки кражи. Есть и у исповедывающих этого рода культуру и общие мифы: например, им кажется, что органы власти, полиция склонны преследовать их. Но главное, что обнаружил Вадим Молдован в психокультуре, это то, что безумцы не желают идти на компромисс с окружающим их обществом. Подсознательно они предпочитают общество себе подобных. А это то и дело приводит их в психушку. Наблюдения Вадима подсказывают: если мы хотим увидеть нашего больного в наиболее устойчивом и удовлетворённом состоянии, надо оставить его в мире ему подобных. Тот общий дом, которым командует сегодня Молдован, очевидно, самая рациональная модель для них. "Я не обсуждал свои взгляды с врачами-психиатрами, — говорит Вадим, — скорее всего их суждения будут отличаться от моих, но психологи чаще всего со мной соглашаются. Если идея моя получит поддержку общественности, то для больных такого рода будут создаваться центры подобные нашей "богадельне". Очень возможно, что в таких центрах можно будет организовать какие-то простейшие производства и тем удешевить содержание пациентов." Но в одном мой собеседник не сомневается: существование больного в обстановке милой ему коллективной культуры окажется благодетельным и для него и для общества в целом.

…Я не специалист в делах психологии и психиатрии, так что ни опровергать, ни пропагандировать взгляды моего собеседника не берусь. Знаю лишь, что Вадим искренне увлечён своими исследованиями и надеется, что открытие психокультуры, особой сферы мышления и поведения больных, послужит к лучшему пониманию душевнобольных во всём мире. Хочется надеяться, что рассказанная нами выше двухсотлетняя история действительно подходит к своему концу. Дай-то Бог!…

Чем старше становлюсь, тем чаще задумываюсь о будущем. Нет, не о том, сколько прожил и сколько осталось. Это дело Божие. Думаю я о том, как я сам и мои ближние заполнят жизнь свою в старости, в настоящей старости, под восемьдесят. Ну, конечно, можно читать книги, слушать музыку, сидеть перед экраном телевизора. Возможно, останутся и добрые знакомые-собеседники. Но для того, кто весь свой век был занят — учил детей в школе, конструировал станки, носил армейские погоны или играл на сцене — появление избыточного (а точнее пустого) времени — тяжёлое испытание. В иммиграции ситуация эта оказалась ещё более мучительной. Врач-киевлянин, лет семидесяти, с которым я попытался говорить об этом, ответил, что вопрос о наполнении жизни в старческом возрасте — задача, не имеющая решения. Тоска, безнадёжность, и жаловаться некому… Кстати, медикам доподлинно известно: ненаполненная деловой активностью жизнь обрывается, как правило, скорее.