Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

— Какой ты видишь себя в 13 лет, в год, когда семья отправилась за океан?

— Вижу маленькую, пухленькую, балованную девочку, убеждённую в том, что она всё знает и понимает. Я была общительной, весёлой, никогда не чувствовала себя одинокой. Рисовала, участвовала в школьных спектаклях, викторинах. В школе занималась только тем, что мне нравилось: литературой, английским, историей. По остальным предметам — двойки. В те годы — в 1990 и 1991 — жить в России было очень интересно. Тогда все обсуждали события, связанные с первым съездом депутатов. Я тоже лезла в политические разговоры. Но были и другие интересы: начались встречи с мальчиками. Я была очень влюбчивой, симпатии мои постоянно менялись. Одно время увлеклась парнем, который был старше меня на три года. Я от него, как тогда говорили, сильно тащилась. Он кокетничал со мной, называл меня "бутузиком". Я не понимала смысла этого слова, когда поняла — обиделась. Хотя теперь вижу, я действительно в том возрасте была лишь бутузиком. Влюбилась в другого. Этот откликнулся. Даже подлавливал меня в лифте, пытался поцеловать. Я тоже этого хотела, но не давалась. Стеснялась….

— С родителями по этому поводу конфликты не возникали?

— С мамой мы были всегда очень близки. Она сочувствовала моим девчоночьим переживаниям. Папа от этих моих чувств был далёк. Конфликты с ним возникали по другим причинам, из-за моего скверного характера: папа говорил, что я эгоистка, лентяйка, хамка. Боюсь, что он был прав….

— Национальные проблемы возникали в твоей прошлой российской жизни?

— Я всегда знала, что я — еврейка. Вспоминается такой эпизод. Знакомая иностранка подарила мне серебряный могендовид. Я охотно повесила на шею эту звёздочку, пришла с ней в школу. За мной стали бегать мальчишки из старших классов. Моя подруга спросила их: "Что вы бегаете за ней, она вам нравится?" — "Нет, говорят, но она жидовка." Я восприняла этот эпизод как удар. А мама, узнав про это, и вовсе расстроилась. Очевидно, именно тогда она задумалась о необходимости вывезти меня из России.

— Папа тоже считал, что следует эмигрировать?

— Нет. Он был страстно увлечён своей профессией кинематографиста. А состояться в этом качестве мог только на родине. Поездку в Штаты с мамой и со мной он рассматривал только как развлечение для нас.

А что ты сама в свои 13 лет думала о предстоящей поездке?

Я мечтала об Америке с раннего детства. Мне казалось, что я знаю про эту страну всё: про Дисней Ленд, про ньюйоркские небоскрёбы, про Голливуд. Америка виделась, как что-то весёлое, красочное, волшебное….

Но знала Ира и другое: родители постоянно спорили, следует ли им остаться в Соединённых Штатах. Мама была "за" — папа "против". Спорили по ночам, шёпотом, полагая, что дочь не слышит. Ира слышала, но пропускала эти диалоги мимо ушей. Незадолго до отъезда умер дедушка, мамин папа. В семье его уважали, крупный инженер, он прошёл всю войну на фронте. Предвидя трудности, которые принесёт "перестройка", дедушка незадолго до кончины сказал дочери: "Не хочу, чтобы ты возвращалась." Фразу эту мама произнесла в присутствии Иры, когда семья уже добралась до Нью-Йорка. Но Ира и на эти слова внимания не обратила. Считала, что едет в гости, на время. В Москве она даже с подружками не попрощалась.

Перелёт через океан прибавил ей ещё больше энтузиазма и восторга. Только что закончилась война в Кувейте: на пересадке в Швейцарии Ира увидела американских мальчиков-солдат, красивых, подтянутых, гордых своей победой. Когда в Нью-Йорке ехали из аэропорта, на деревьях развевались жёлтые ленты в честь бойцов-победителей. Но уже после первых месяцев в Америке настроение у Иры резко изменилось. Отец вернулся в Москву. Мать и дочь жили поочерёдно у знакомых и родственников. Принимали их вроде бы любезно, но Ира везде чувствовала себя лишней, чужой. Юная американка, ровесница Иры, дочь приютившего москвичей профессора не хотела общаться с приезжими. В день своего рождения, ожидая гостей, она попросила "русскую" покинуть квартиру. В американской школе подружиться с кем-нибудь из одноклассников тоже не удавалось. Юная москвичка затосковала. Впала в депрессию. Приходя из школы, каждый вечер рыдала.

Отец в письмах и по телефону продолжал настаивать на возвращении семьи домой. Мама, у которой отношения с американцами тоже не ладились, начала уступать, но грянул августовский путч 1991 года. Включив телевизор, мама и Ира увидели танки, которые ехали по той самой московской улице, где находилась их квартира. Ахнули. Что же с папой? С папой ничего страшного не произошло, но мама после августовских переживаний упёрлась ещё больше: возвращаться в Россию решительно не хотела. В конце концов ей удалось получить рабочую визу, найти работу, а Иру, с детства увлечённую рисованием, приняли на стипендию в привилегированную художественную школу. Жизнь как будто бы вошла в норму.

— Отношения с одноклассниками тоже наладились?

— Я старалась, но у меня ничего не получалось. Искала дружеского общения с девочками, хотелось понравиться мальчикам, но и те и другие меня игнорировали.

Ничего грубого никто ей не говорил, но она чувствовала: в глазах учащихся этой привилегированной школы она — чужая, человек социального дна. Единственная близкая душа, с которой Ире удалось сблизиться, была чёрная девочка, американская негритянка. Она тоже чувствовала в школе свою второсортность.

— Опять национальный конфликт?

Национальность? Половина учеников в нашей школе были евреями. Но я тосковала по русской дружбе, по той сердечной близости, которую оставила в Москве. Таких отношений я от своих американских одноклассников так и не дождалась. Полегчало мне в Америке только после того, как в Нью-Йорк приехало несколько российских семейств. Они поселились неподалёку от нас, и я нашла среди них подруг по своему вкусу.

— Как подвигается учение сейчас?

— Я окончила Художественную школу и поступила в колледж опять-таки с художественным уклоном. Учусь и работаю. Но хочу сменить факультет на литературный. Меня тянет к журналистике, к писательству.

— Как на это реагируют родители?

— Резко отрицательно. Они считают, что я способный художник и должна получить соответствующее высшее образование. Призывают меня задуматься о будущем, о профессии. А литератор, по их мнению, не та профессия, которая может прокормить. Я отвечаю, что хочу учиться тому, что мне нравится сегодня. А профессия — дело будущего. В Америке переучиться никогда не поздно. Я их стараюсь успокоить: за ваши спины я не спрячусь. У меня в Америке характер изменился, я научилась работать и сама буду решать своё будущее.

Неудовольствие родителей вызывает и другая установка дочери. Ира собирается переехать в университетское общежитие. Те, кто живёт в общежитии, считает она, легче сближаются между собой, крепче дружат. У них возникают свои студенческие интересы, контакты, которых русской девушке не хватает. Переезд в общежитие для неё вопрос решенный.