Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Когда в середине 1944 года Власов и его окружение начали опять-таки по указанию немцев основывать Русскую освободительную армию, именно Троицкий написал первоначальный текст Манифеста, разъясняющего цели и задачи РОА. Документ этот впоследствии дорабатывался, но в целом все идеи власовского порученца сохранились. "В манифесте не было ни слова об антисемитизме, — говорит автор исторического документа. — Мы лишь призывали тех, кто был готов встать под наши знамена, бороться за Россию без большевиков и эксплуататоров (капиталистов)".

При воспоминании о Власове голос Николая Александровича явно смягчается: "Это был умный, тактичный и волевой человек." Троицкий с удовлетворением напоминает, что его шеф, как и он, был из крестьян, получил духовное образование. "У Власова был религиозный взгляд на мир. Он пришёл к выводу, что Советский союз — не его родина, это страна, захваченная пришедшими со стороны людьми. СССР — дьяволиада, направленная против народа России," — говорит Троицкий. Мой собеседник исповедует ту же идею: народ российский к советскому строю непричастен. Он (народ) лишь жертва, а носители марксизма-ленинизма — люди извне. "Советский союз — не моя родина," — снова и снова повторяет бывший власовец. Чтобы не раздражать его, я отказался от обсуждения этой чуждой мне идеи. Вспомнил мысль, высказанную в начале этого очерка: людям разных поколений понять друг друга трудно, а подчас и невозможно.

После разгрома гитлеризма моему собеседнику пришлось годами скрываться и снова менять свою фамилию. Живя в Мюнхене, он стал Борисом Яковлевым, эмигрантом из Югославии. Этот очередной поворот его жизни был самым страшным. Советских граждан хватали прямо на улицах города и отправляли на Восток. В соответствии с Ялтинским соглашением, подписанным Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, русских депортировали "на родину". Большинство из них при этом прямиком попадало из гитлеровских лагерей в сталинские. Попади Николай Александрович в этот поток, живым ему из него не выбраться. Но обошлось. Не схватили.

Очередной виток жизни моего героя связан с новой вспыхнувшей в Европе войной, с "войной холодной". К концу сороковых годов союзники постигли захватнические планы Кремля и приступили к обороне. В частности, они пригрели оставшихся в Европе русских, готовых политически противостоять большевистским идеям. Наиболее известные в эмиграции фигуры, такие как Керенский, Мальгунов, Кромиади и другие призвали соотечественников к объединению в организацию, которая получила название "Союз борьбы за освобождение народа России". Троицкий был одним из самых активных творцов СБОНР и его избрали председателем союза. Послевоенные немцы и американцы положительно восприняли политическую активность русских эмигрантов. Положительно отнеслись они и к созданию в Мюнхене русской библиотеки, а затем к возникновению в те же годы (1950) Института по изучению истории и культуры СССР. В течение нескольких лет Николай Александрович, основатель Института, оставался директором этого исследовательского, а по сути антибольшевистского центра. В Институте велись серьёзные исследования советской действительности, проводились международные научные конференции, печатались труды советологов. Активность этого научного учреждения несомненно свидетельствует о таланте и энергии директора. Но успех такого рода деятельности в годы "холодной войны" прежде всего подогревала конфронтация стран Запада со Сталиным. Американцы не жалели средств на политико-разоблачительные акции, а директор Института, как обычно, ни с кем не конфликтуя, вполне добросовестно вёл своё детище.

Смерть Сталина нарушила ритм отношений Запада и Востока. Американцы возмечтали о том, чтобы смягчить конфронтацию с коммунистами, слишком уж дорого обходилась им гонка вооружений. А немецкий канцлер Аденауэр сделал попытку смягчить отношения с Советским союзом в надежде, что удастся вернуть домой загнанных в советские лагеря немецких военнопленных. Новая политика Запада не лучшим образом сказалась на судьбе Троицкого. В 1955 году он под фамилией Яковлев опубликовал книгу "Концентрационные лагеря СССР". Появление такого труда за много лет до книг Солженицына вызвало взрыв всеобщего интереса. Но вмешались некие силы и книга-бестселлер, которую следовало бы издать миллионными тиражами, исчезла с полок книжных магазинов. Сработал механизм "большой политики". Та же политика вторглась в деятельность Института в Мюнхене. Троицкому пришлось покинуть директорский кабинет и переехать в Америку. Так завершился ещё один жизненный цикл этого долгожителя. "Яковлев”, автор книги о советских лагерях, на пороге шестидесятилетия превратился в американского гражданина Троицкого.

Американскую часть бытия моего героя тоже лёгкой не назовешь. Пожилому человеку пришлось заново изучать иностранный язык, учиться в университете, осваивать новую профессию библиотекаря-библиографа. Все эти испытания Троицкий выдержал с достоинством. Кстати, приняли его на работу в Корнельский университет в качестве библиографа на должность, которую до него занимал знаменитый писатель Набоков. Новый американец, переселившись из Европы, не утратил способности спокойно, без сопротивления, врастать в образ жизни той страны и эпохи, в которой оказывался. Так было в Москве в 30-х, в немецком лагере, в обществе эсэсовцев, в качестве директора Мюнхенского института и студента Колумбийского университета. Не эта ли способность к абсолютному душевному равновесию и продлевает в первую очередь нашу жизнь?

Насколько я понял характер моего собеседника, Николай Александрович считает себя лицом историческим, героем без страха и упрёка. Он охотно и уверенно просвещает окружающих, сохраняя власовский взгляд на мир. По-прежнему убеждён, что виноваты в бедах России "чужие дяди". "Наши дяди" ни в чём не виноваты. Они лишь жертвы трагических обстоятельств. Философия, что ни говори, удобная….

Новый виток жизни обогатила и облегчила Троицкому его замечательная жена Вера Григорьевна. Она тоже прошла нелёгкие испытания в немецких лагерях, но сохранила спокойный и разумный взгляд на мир. Насколько я мог понять за три дня, проведённые в доме Троицких, Вера Григорьевна относится к той наиболее разумной категории супруг, которые, не препираясь и не воюя, ведут свой семейный корабль наиболее верным и наиболее безопасным путём. При всём том она имеет на всё своё собственное мнение. В частности, не одобряет решение мужа передать свой архив в Москву. Но вместе с тем жена с уважением говорит о той черте мужа, что зовётся историческое чувство. Да, он вложил в собирание и сохранение исторически ценных бумаг много сил, многим рисковал и за одно это достоин уважения. Но с советской публикой дело лучше не иметь. Об этом Вера Григорьевна знает по собственному жизненному опыту….