Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Вторая моя собеседница Надежда Алексеевна Жернакова тоже родилась за пределами России. Родители её бежали от большевиков в Бельгию. Но и брюссельское происхождение не помешало Надежде Жернаковой великолепно сохранить язык предков. Причина та же, что и у Судакова: в доме дети слышали всегда русскую речь, им не разрешалось в разговорах с близкими переходить' на иностранные языки. Надежда Алексеевна благодарна своей семье за проявленную строгость. Должность университетского профессора и достойное положение председателя научного сообщества обрела она прежде всего благодаря сохранению в семье родного языка.

Я мог бы рассказать ещё о многих и многих русских семьях в Америке, которые, сохранив язык предков, тем самым расширили свои возможности в этой стране. Такая перспектива сохраняется и сегодня. Об этом убеждённо говорит Степан Судаков: "Если в прошлом выпускники военно-языковой школы в Монтерее, отслужив, становились университетскими преподавателями, то в ближайшем будущем я предвижу новый вариант. Выпускники Монтерея, завершив военную службу, пойдут в университеты постигать теперь уже бизнес. Это даст Америке новый поток предпринимателей высокого класса. Бизнесмены со знанием русского сумеют послужить не только себе, но и торгово-промышленным отношениям двух наших держав".

То, что говорит профессор Судаков, относится прежде всего к урождённым англоязычным американцам. Дополнительное знание русского их, несомненно, обогатит. Но детям российских эмигрантов достигнуть того же, а может быть, и большего успеха, ещё легче. Для этого надо лишь не терять того, что является их будущим богатством — русский язык.

ПОСТ СКРИПТУМ. Когда очерк был уже завершен, мне в руки попалась книга американского исследователя Ричарда Брехта "Русский язык в Америке". Изданная Научным центром иностранных языков при Университете Джонса Хопкинса, она вышла в 1995 году. И вот что, в частности, удалось из неё узнать.

— Курс русского языка читается в 552-х университетах и колледжах Соединённых Штатов. К сожалению, студентов, берущих этот курс, сегодня мало — всего 1500 человек.

— В 290 университетах и колледжах идёт подготовка специалистов, желающих получить учёную степень по славистике, истории России, лингвистике и русской литературе.

— В школах страны русский язык изучают 16000 юных американцев.

— Хотя в разные годы интерес к русскому языку менялся, но и сегодня русскоязычные специалисты используются в десяти министерствах и других государственных учреждениях США. Спрос на такого рода двуязычных специалистов имеется и во многих частных компаниях, ведущих деловые отношения с Россией и её бывшими республиками.

Профессия журналиста-публициста считается в иммигрантском сообществе занятием весьма привилегированным. Ещё бы! Твоё имя то и дело мелькает на страницах газет и журналов: ты выступаешь в общественных спорах чуть ли не в роли судьи. Большинство читателей уверено также, что сочинять статьи и очерки — дело то в общем немудрёное, так что жаловаться пишущей братии не на что. После двух десятков лет, проведённых в иммиграции, и полувека журналистского опыта готов заверить дорогих читателей, что всё не так, работёнка у нас совсем не из простых. Начну с главного бедствия. И на родине, и здесь, в свободной Америке, отправляя очередное произведение в редакцию, я никогда не знаю, как взглянет на мой труд начальство: пропустит или не пропустит, какие абзацы редактор выбросит, что добавит от себя. Вот некоторые такого рода эпизоды.

Написал я очерк о наших врачах в Америке. Опросил нескольких достойных доверия медиков, получивших американские дипломы. От себя почти ничего не добавил, лишь передал точку зрения специалистов. Одни свою жизнь в США ругали, другие, наоборот, заявили, что всем довольны. Я отправил в редакцию очерк, на который ушло пять дней труда. "Печатать не будем, — откликнулся очередной босс. — Медики могут не согласиться с нами, обидеться и перестать помещать в нашей газете свои объявления. А мы, как и все русскоязычные издания, в основном, на их рекламе и держимся". Что сказать на это? У босса своя правда…

Или такая вот история. Одна из наиболее острых проблем иммиграции — взаимоотношения отцов и детей, старших и младших. Пишется на эту тему много всякого, но большинство авторов обвиняет прежде всего молодёжь: дескать, не слушаете родителей, оттого и попадаете во всякие неприятности, включая тюрьму. Мне кажется, не всё так просто: отцовско-материнский жизненный опыт далеко не всегда может подсказать детям наиболее правильное решение жизненных проблем. Я вспомнил "войну", которую годами вёл со своими процветавшими просоветскими и даже прокоммунистическими родителями. "Война" вспыхнула после того, как в шестнадцать лет я постиг подлую сущность советского режима и попытался поговорить об этом с отцом и матерью. Разговоры эти вызвали у родителей панику. Опасались они не только за меня, но в не меньшей степени за собственную карьеру. Отец-писатель и мать-кандидат наук боялись потерять то привилегированное положение, которого достигли в советском обществе. Они были по-своему правы, я — по-своему. Время рассудило нас: папа и мама спокойно и благополучно дожили век на своих дачах, сын же непослушный (я, то есть) всю жизнь оставался упрямым бедняком: тайно писал книги, за которые в ту пору сажали, и дождался того, что кагебешники после обыска вытолкали меня из страны. Я по сей день тем горжусь, что от своих антисоветских взглядов не отказался. Отец же напоследок, не стесняясь, заявил, что рад изгнанию сына из СССР. Так этому упрямцу и надо! Статейка, которую я написал по этому поводу уже в Нью-Йорке, была абсолютно честной и откровенной, но редактор газеты её вернул. Он даже полушутя обозвал меня Павликом Морозовым, дескать, поднимаешь руку на родного отца…. Так что, как видите, уважаемые читатели, дорога журналистская не так гладка, как кажется.

Но есть в нашей профессиональной жизни испытания и похлеще. Я люблю получать письма от читателей. Случаются послания и сердитые, и сердечно-дружеские. Но главный смысл такой переписки для меня — убедиться: писания мои кому-то интересны, полезны, может быть, даже необходимы. Было радостно, например, узнать, что после очерков "Последний час" и "Беда" американский суд постановил предоставить моему герою — тяжело больному российскому гражданину — статус, который разрешает ему оставаться на территории США и продолжать необходимое ему лечение. Время от времени, однако, приходят письма, в которых журналисту указывают: ты должен! Так один темпераментный соотечественник в довольно жёсткой манере призвал меня почаще посещать синагогу. Другой укорил за то, что я слишком восторженно пишу об Америке. "А знаете, сколько здесь безобразий!" Многие авторы писем, ничуть не смущаясь, требуют: "Напишите про меня!" На этом особенно настаивает литератор, живущий в штате Миннесота. Уже не первый год он забрасывает меня своими книжками, которые иначе как похабными не назовешь. Похоже, что у автора этих "произведений” повышенного сексуального содержания не всё в порядке в, так сказать, личном сексуальном плане. Но ещё сильнее мучает его тщеславие, жажда прославиться. Он согласен, чтобы в прессе его книги критиковали и даже поносили, но только бы не забывали упоминать его имя и фамилию. "Писатель" жаждет рекламы….