Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Попытки некоторых читателей приспособить журналиста к своим собственным нуждам — ещё одна грустная сторона моей профессии. В одном из полученных из штата Охайо я прочитал: "В течение последних трёх лет я исписала более двухсот страниц, повествующих об уникальном случае предательства и подлости в истории еврейской эмиграции. Из-за стыда, растерянности и боязни мести я молчала. Я не знала, к кому мне обратиться…”. Теперь автор письма нашла меня и хочет, чтобы я прочитал двести страниц о том негодяе, который в Советском союзе служил тоталитарному режиму в качестве ответственного работника КПСС и остаётся верен коммунистам по сей день. Но главная суть письма дамы из Охайо оказывается в том, что этот двуликий гад, которого она просит разоблачить, ни кто иной, как её родной брат. Разбираться в семейной сваре я не стал, но подозреваю, что сердитая сестра будет и впредь искать, кому бы из журналистов навязать двести страниц своих разоблачений. Берегитесь, коллеги!

Вынужден ещё раз повторить: я рад всякий раз, когда появляется возможность подать руку помощи соотечественнику, переживающему иммигрантские трудности. Беда лишь в том, что люди наши не всегда знают, как невелики возможности журналиста, оказавшегося в чужой стране. Судите сами. Один из наших земляков в весьма почтенном возрасте оказался в американской тюрьме. Многие месяцы мы с ним перезванивались, переписывались. Поскольку ни родственников, ни друзей у него нет, я посылал ему в тюрьму бандероли с книгами и продовольственные посылки. Но однажды он сообщил, что его ожидает большая беда: тюремные власти хотят перевести его в дом для престарелых. Он сопротивляется, поскольку переезд в нёрсингхоум видится ему, как конец жизни. Чтобы сломить его упорство, тюремные медики, по словам моего подопечного, заставляют его глотать какие-то таблетки, ослабляющие волю. "Так вот, пожалуйста, г-н журналист, позвоните тюремным медикам и потребуйте, чтобы они не скармливали заключённому номер такой-то эту гадость”. Я попытался объяснить, что мой звонок ничего не изменит. Кто станет слушать советы постороннего человека, который вмешивается в сугубо внутритюремные дела? Но собеседник мой возмутился. Он убеждён, что журналист может всё, что только захочет. Я же просто предаю его в роковой момент жизни….

Очевидно, читатели наши уже заметили: пишу я не о политике и социальных проблемах, а только о людях, о конкретных человеческих ситуациях, комических и трагических, спорных, а подчас и вздорных. В результате одни герои становятся личными друзьями автора, другие точку зрения публициста воспринимают скептически. В начале прошлого года из города Миннетонка пришло письмо от нашей иммигрантки, специалиста-психолога. Она вспомнила понравившийся ей очерк "Три выстрела". Очерк был посвящен трагической ситуации в одной из иммигрантских семей. Из-за неумения пользоваться оружием молодой супруг выстрелил в жену и тут же пустил пулю себе в лоб. В результате совсем не старые родители погибших из дедушки и бабушки одномоментно превратились в "папу" и "маму" для четырёхлетней внучки. Среди других проблем в очерке обсуждался вопрос: следует ли сообщать ребёнку всю правду о случившемся. Бабушка-мама от такого откровенного разговора отказалась. "Расскажу, когда ей стукнет семнадцать, — заявила она журналисту. — А пока не хочу расстраивать малышку". Автор присланного мне письма, специалист-психолог, держится противоположного мнения. "Чем меньше ребёнок, тем легче его переживания. И вообще, если мы хотим, чтобы ребёнок доверял нам, то с ним нужно быть откровенным во всём и всегда". Завершая письмо, автор обратилась ко мне с просьбой: "Передайте дедушке и бабушке мой совет: надо, не откладывая, сказать внучке правду обо всём том, что произошло в семье, и сделать это надо немедленно. Я согласился с психологом и попросил героев "Трёх выстрелов" о встрече. Встретились. Но, увы, и дедушка и бабушка остались при своём мнении, рекомендации специалиста их ни в чём не переубедили, точка зрения журналиста — тоже. Ладно, подождем: время рассудит, кто прав….

Не могу не признаться: отвечать на письма представительниц прекрасного пола мне легче и интереснее, чем откликаться на послания наших мужчин. Мужчины, люди серьёзные, обращаются к журналисту, как правило, с проектами очень уж мудрёными. Например, необходимо создать "банк научных данных”, собрать всю информацию о научных идеях, которые привезли с собой в Америку наши иммигранты. "Банк" этот должен обогатить здешнюю науку и технику. Замысел выглядит неплохо, но за четверть века нашей иммиграции ничего подобного создать не удалось. И мне это не под силу….

Другой мудрец, опять-таки из наших, сообщил, что им создан некий "Закон", охватывающий все стороны жизни человечества. Так вот, не знает ли г-н Поповский, кто бы смог срочно издать его трактат и распространить его по всем континентам. Сделать это надо как можно быстрее, ибо лишь повсеместное провозглашение "Закона" может спасти человечество от приближающейся гибели. Но особенно напористые атаки наших мужчин я испытал после того, как миллиардер Сорос обещал материально поддержать науку России. Я имел неосторожность взять интервью на эту тему у одного из помощников Сороса. Последовало около полусотни писем одинакового содержания: "В эмиграции пребывает не меньше выдающихся учёных, чем осталось на родине. Уговорите Сороса дать деньги не только учёным в России, но и нам, исследователям, поселившимся в Америке".

Женщины ведут себя с журналистом значительно скромнее. Откликаясь на мои газетные выступления, они чаще всего обсуждают проблемы русско-американских браков. Я неизменно сочувствую им. После публикации моего очерка "В поисках заморского купца" героиня обрела неплохого мужа, а я получил приглашение на свадебный обед. "Спасибо вам большое за то, что думаете и пишете о нас, да ещё и помогаете, — писала в те дни харьковчанка Вера. — Я приехала в Америку совсем недавно и была удивлена, как много у меня появилось друзей, очных и заочных, и всё это благодаря газетам и таким журналистам, как вы". Не скрою, такая реакция читателя для нашего брата-журналиста — масло по сердцу.

Я не разделяю весьма распространённый в русскоязычной среде миф о том, что на браки с американцами наши девушки и дамы идут единственно ради того, чтобы подкрепить свой материальный и иммигрантский статус. Моя переписка показала, что на другую сторону планеты наших женщин гонят значительно более сложные переживания. Сорокалетняя Вера, чьё письмо я цитировал выше, познакомилась со своим мужем-американцем после многолетнего одиночества. Прежде чем вызвать русскую подругу в Соединённые Штаты, американец дважды приезжал в Харьков. Эти встречи убедили обе стороны, что ошибки не произошло. "Я счастлива! — пишет Вера. — Мой муж для меня — моё государство: он моё правительство, суд, банк и всё остальное. Мы хорошо понимаем друг друга, хотя он не знает русского, а я — английского. Мы активно изучаем язык друг друга. Нам очень помогает наш юмор. Для лучшего взаимопонимания я разыгрываю для него целые спектакли. Мы читаем вместе книги американских авторов, он — в оригинале, я — в переводе. Стараемся подбирать разную литературу: историческую, лирическую, сексуальную. Пытаемся обсуждать отдельные эпизоды. Лучше всего это получается с литературой сексуальной". Своё письмо, адресованное журналисту, Вера завершила многозначительными строками: "Я люблю любить и это главное, что желаю всем нашим женщинам, нашедшим здесь своего друга-мужа. Старайтесь, подружки, как можно глубже прочувствовать то, что произошло, и это сделает вас счастливыми".