Коллектив авторов - Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 5

А.Е. Хинштейн повторяет утверждения Серова о якобы необъективном и «чрезвычайно жестком» его наказании, тогда как А.Н. Шелепин или В.Е. Семичастный не получали подобных взысканий в случаях провалов. Следует, однако, отметить, что исходя из объективных обстоятельств дела, «без каких-либо последствий» для председателя КГБ при СМ СССР И.А. Серова также остались факты предательства в 1954 г. сотрудников разведки: П. Дерябина — в Австрии, Н. Хохлова — в Германии и супругов Петровых — в Австралии.

В своих мемуарах Серов также признает, что, по сути дела, не был информирован об оперативной разработке П. Попова [592], которая осуществлялась под руководством П.И. Ивашутина и О.М. Грибанова. Также следует отметить, что Серов чрезмерно уповая на формулу «арестовать и допросить», что свидетельствует как о явно невысоком уровне его оперативного мышления, конфликтовал со своими бывшими подчиненными по мерам в отношении разработки Пеньковского [593].

Для расследования обстоятельств измены последнего по завершению следствия, в феврале 1963 г. была образована правительственная комиссия, в состав которой от КГБ был назначен П.И. Ивашутин, по долгу службы прекрасно осведомленный о специфике функционирования как Министерства обороны, так и Генерального штаба и ГРУ. И именно ему предстояло 18 марта 1963 г. стать двадцать первым начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР, заменив на этом посту И.А. Серова.

Ввоенные разведчики были невысокого мнения о профессиональной подготовке Серова, «считая главным его достижением умение арестовывать, допрашивать и расстреливать… возглавляя ГРУ около пяти лет, кроме вреда делам и престижу военной разведки, его пребывание на этом посту не принесло ничего» [594].

В целом, подводя итоги деятельности И.А. Серова на посту председателя КГБ при СМ СССР, следует, на наш взгляд, отметить, что в эти годы происходит формирование КГБ как современной эффективной спецслужбы, способной противостоять разведывательно-подрывной деятельности США и их союзников. Но заслуга в этом принадлежит далеко не только Серову, но и сплоченному коллективу профессионалов, беззаветно преданных делу защиты Родины.

Основная же причина роста потенциала КГБ заключена, на наш взгляд, в его структуре и функциях, объединявших многие направления обеспечения безопасности страны: разведку, контрразведку, военную контрразведку, борьбу с терроризмом, диверсиями и вредительством, охрану государственных тайн и государственных границ СССР, раскрытие и расследование преступных посягательств, что создавало организационные, функциональные и управленческие предпосылки для достижения максимального аккумулирующего результата, вследствие известного синергетического эффекта.

На фоне пандемии коронавируса COVID–19 в средствах массовой информации обрела популярность проблема борьбы с эпидемиями в нашей стране. Особое внимание при этом уделяется советскому периоду отечественной истории. В связи с этим следует подчеркнуть, что с первых лет советской власти в борьбе с эпидемиями активно участвовали органы государственной безопасности — ВЧК-ОГПУ. Накопленный ими опыт этой деятельности оказался востребованным накануне и в годы Великой Отечественной войны и в послевоенное время. Особенность этой деятельности заключалась в том, что с момента получения разведывательной информации о попытках некоторых стран, в частности, милитаристской Японии и нацистской Германии, разработать и применить бактериологическое оружие, оперативная работа органов государственной безопасности строилась в направлении выявления, предупреждения и пресечения возможных акций бактериологической диверсии, особо опасного вида преступлений против мирных граждан. Даже малейшие признаки такого преступления требовали от органов государственной безопасности четкой, целенаправленной и энергичной работы, позволяющей в кратчайшие сроки вносить ясность в существо полученной первичной информации, предпринимая все меры по защите здоровья граждан.

Блестяще проведенной операцией органов КГБ при СМ СССР по участию в локализации и ликвидации очага одного из самых страшных заболеваний, которым является черная оспа, стала реализация масштабного комплекса оперативных мероприятий в январе 1960 г., результатом которой стало предотвращение вспышки эпидемии, реально угрожавшей Москве и Подмосковью.

Все началось 22 декабря 1959 г., когда в Москву рейсом «Аэрофлота» из Дели после двухнедельной командировки в Индию вернулся заслуженный московский художник А.А. Кокорекин. Вскоре он обратился к врачу с жалобами на боль в животе и повышение температуры до 39 градусов. Терапевт поставил диагноз — грипп. Вновь навестив больного и обнаружив, что боли в животе не прошли, температура также не спала, врач предположил — аппендицит. На следующий день Кокорекина осмотрел хирург, который сразу же опроверг этот диагноз и заподозрил сыпной тиф, обратив внимание, что у больного сыпь. 27 декабря Кокорекина осмотрел инфекционист. Температура у больного спала, но самочувствие ухудшилось, он начал кашлять кровью. Больного госпитализировали в инфекционное отделение Городской клинической больницы им. С.П. Боткина. 28 декабря Кокорекину стало хуже. Врачи отметили сильное покраснение кожи, появление отеков, у больного заподозрили тяжелую аллергическую реакцию на антибиотики. 29 декабря состоялся консилиум с участием всех врачей, от терапевта до гематолога и отоларинголога, диагноз был оставлен прежний. Но вечером неожиданно для лечащих врачей и всего консилиума больной умер. По результатам вскрытия была записана официальная причина смерти: геморрагическая алейкия.

Однако события последующих дней показали, что все диагнозы оказались ошибочными. Вскоре после смерти Кокорекина у контактировавших с ним лиц проявились симптомы аналогичной болезни: лихорадка, кашель и сыпь. Признаки заболевания обнаружились у одной из сотрудниц Боткинской больницы, регистрировавшей больного при его поступлении, а также у дежурного врача, проводившего первичный осмотр пациента. Заболел также мальчик, лежавший в палате этажом ниже палаты Кокорекина. Как позже предположили, ему инфекция передалась через расположенное над кроватью отверстие общей вентиляции. Следующим больным стал один из технических сотрудников больницы, который и вовсе только прошел мимо открытой двери в палату, где лежал художник. Заболели врач-отоларинголог и знакомая семьи Кокорекина, навещавшая его на дому до госпитализации [595]. Поначалу у них также подозревали грипп, затем ветрянку. И только 15 января 1960 г., когда биологический материал, взятый с кожи одного из больных, все же отправили на лабораторную диагностику в НИИ вакцин и сывороток им. И.И. Мечникова, установили точный диагноз — оспа. Таким образом, художник четыре дня лечился на дому, а госпитализирован был только за два дня до смерти; верный диагноз при вскрытии поставлен не был, он выяснился гораздо позже при обследовании других заразившихся [596]. То есть, прошло две с половиной недели, прежде чем определили, от чего на самом деле умер «нулевой» пациент Кокорекин. Объясняется это тем, что ко времени чрезвычайного происшествия о существовании страшнейшей болезни, выкашивавшей в средние века целые города, в послевоенном СССР порядком подзабыли даже врачи.