Николай Борисов - Михаил Тверской

Стараниями Александра Невского и его братьев Ярослава и Василия Северо-Восточная Русь в период с 1253 по 1281 год почти не видала татарских нашествий. И тем страшнее было то, что происходило здесь зимой 1281/82 года. В сущности, это была семейная ссора двух братьев. Но степняки, приведённые князем Андреем Городецким на своего брата Дмитрия Переяславского, словно туча саранчи, уничтожали всё на своём пути...

«Татарове же разсыпашася по земли, Муром пуст сътвориша и пограбиша люди, мужи и жёны, и дети, и младенци, имение то все пограбиша и поведоша в полон. Князь же великии Дмитрии выбежа ис Переяславля в мале дружине. Татарове же испустошиша и городы, и волости, и сёла, и погосты, и манастыри, и церкви пограбиша, иконы и кресты честныа, и сосуды священныа служебныа, и пелены, и книги, и всяко узорочие пограбиша, и у всех церквей двери высекоша, и мнишьскому чину поругашася погании; якоже рече пророк: “Боже, приидоша языци в достояние Твоё, оскверниша церкви святыа Твоя”. Около Ростова и около Тфери пусто сьтвориша (курсив наш. — Н. Б.) и до Торжьку, множьство безчислено христиан полониша, по селом скот и кони и жита пограбиша, высекающе двери у хоромов; и бяше велик страх и трепет на христианском роде, черници и попадьи осквернены, и много душ от мраза изомроша, а иных оружием изсекоша» (22, 78).

Эта беда случилась незадолго до праздника Рождества Христова (25 декабря). Летописец скорбно замечает, что вместо праздника «прииде бо плач велик и вопль мног, кождо бо плакахуся жёны и детей, а друзии отца и матери, а друзии братьи и сестр, а друзии племени, роду и другов» (22, 78).

Дмитрий Переяславский едва успел бежать от татар на север (59, 16). Новгородцы не приняли его, опасаясь мести со стороны Андрея и его татар. Далее путь изгнанника лежал через Копорье во Псков — давнее прибежище всех гонимых на Руси. Но и это был не последний рубеж его изгнания. Из Пскова Дмитрий ушёл «за море», то есть в Швецию (17, 159). Андрей отпустил татар в Орду, взошёл на великое княжение Владимирское и был признан князем в Новгороде.

Летопись сообщает об участии князей Святослава Тверского и Даниила Московского в войне Андрея Городецкого против Дмитрия Переяславского (15, 176). Однако их участие ограничилось демонстрацией силы и заключением мирного договора после пяти дней стояния где-то возле Дмитрова. Не вполне ясно: было ли это до прихода из Орды первой рати или после.

В рассказе о первой рати сообщается лишь о том, что татары «около Ростова и около Тфери пусто сътвориша и до Торжьку» (22, 78). Тверь как таковая не была целью ордынских отрядов. Её фактический нейтралитет имел под собой серьёзные основания. В декабре 1281 года в Твери всё ещё правил миролюбивый князь Святослав. Причиной его миролюбия могли быть покаянные настроения или какая-то болезнь, от которой он вскоре и скончался, не оставив потомства. Позднее, когда тверской трон занимал сводный брат Святослава отрок Михаил Ярославич при регентстве матери, княгини Ксении Юрьевны, уклонение тверичей от войны с Дмитрием тем более понятно. Женское регентство всегда отмечено благоразумным миролюбием.

Счастливо избежав погрома во время первой рати, Тверь не миновала другой беды. Летопись сообщает, что уже на следующий год (1282) «погоре город Тферь» (22, 78).

Известно, что на гарях и пепелищах флора бывает особенно густой и рослой. Этот закон природы имеет всеобщий характер, таинственным образом влияя и на дела людей. А потому, оставив на время мрачные картины пожарищ и татарских ратей, обратимся к более светлым сюжетам матримониального характера. Следом за сообщением о тверском пожаре 1282 года в Троицкой летописи помещено ещё одно известие тверского происхождения: «Того же лета ведена бысть княжна дщи Ярослава Ярославичя Тферьскаго за князя Юрья Волынскаго» (22, 78).

Это отрадное известие заслуживает внимания не только как знак торжества жизни над смертью, но и как своего рода хитроумный план, цели которого нам неизвестны. Впрочем, и современники событий далеко не всегда понимали сокровенный смысл княжеских матримониальных проектов. В династических браках дальновидный политический расчёт причудливо переплетался с родительской заботой о будущем своей «кровинушки», а тщеславная щедрость свадебного пира — с мелочными препирательствами о приданом.

Неожиданный брак тверской княжны с будущим правителем всей Галицко-Волынской Руси Юрием Львовичем (1301—1308) вызывает много вопросов. Выдали невеста единоутробной сестрой Михаила Тверского или только сводной, рождённой в первом браке Ярослава Ярославича? И кто занимался устройством её замужества: Святослав или княгиня-вдова Ксения Юрьевна, епископ Андрей или тверская правящая элита?

Обратимся к любимому занятию историков — рассуждениям и предположениям. Конечно, для Ксении Юрьевны не составляло большого труда сосватать тверскую княжну с хорошим приданым за какого-нибудь удельного молодца из второго ряда потомков Всеволода Большое Гнездо. Но вслед за этим возникала опасная перспектива. У всех на памяти был брак князя Фёдора Чёрного с ярославской княжной Марией, в результате которого овдовевший смоленский зять оттеснил родню жены и стал хозяином Ярославля. Схема была общеизвестной и универсальной. В 1320 году именно таким способом будущий герой Литвы Ольгерд станет княжить в Витебске.

В год заключения галицкого брака (вероятно, Святослав к тому времени или уже умер, или постригся в иноки) тверская династия состояла из одного лишь одиннадцатилетнего Михаила. Но жизнь человеческая так хрупка и мимолётна. Особенно если этот человек кому-то сильно помешает... Тверская элита понимала, что в случае внезапной кончины Михаила муж Ярославны станет первым претендентом на тверской стол. Заручившись поддержкой кого-то из сильных князей, он сможет быстро получить желаемое. И тогда тверскую знать ожидал неизбежный — пользуясь выражением Ивана Грозного — «перебор людишек».

История Фёдора Чёрного и подобные ей сюжеты заставляли тверскую элиту очень осторожно относиться к замужеству княжон. Тверскую Ярославну выдали замуж за галицкого князя Юрия Львовича, который никак не мог претендовать на тверской трон. Все его интересы и династические связи были обращены на запад, к Литве и Польше. После преждевременной кончины тверской княжны он женился вторым браком на сестре своего давнего союзника польского князя и будущего короля (с 1321 года) Владислава Локетека Евфимии.

Помимо житейских соображений галицкий брак, конечно, имел и определённый политический расчёт. Южнорусские князья — в частности Лев Данилович Галицкий, отец жениха, — ещё в 70-е годы установили тесные связи с бекляри-беком Ногаем. Вместе с присланными Ногаем отрядами татар они ходили в походы на Венгрию и Польшу (101, 60). Один из таких походов на Польшу состоялся в 1280 году (141, 14). Фактически галицко-волынские князья стали вассалами Ногая. Возможно, дальновидные тверские политики надеялись через галицких свояков получить расположение Ногая, который в 80-е годы был всесильным временщиком при ханах Туда-Менгу (1280—1287) и Тула-Буге (1287-1290).