Николай Борисов - Василий Темный

Хитроумный Лука, блестяще сыгравший эту пьесу, получил дары от князей и бояр и построил себе богатый дом. Как всякий разбогатевший крестьянин, он держался с соседями высокомерно и любил продемонстрировать своё богатство всякой барской потехой, и прежде всего псовой и соколиной охотой. За этим занятием его и настигла судьба. Лука попал в лапы к медведю, спасся едва живой и ушёл в монастырь. Покаявшись и примирившись с Богом и людьми, он окончил свой земной путь в Колочском монастыре. Там же хранилась и явленная ему Колочская икона Пресвятой Богородицы.

Икона эта представляет собой складень, центральная часть которого несёт на себе изображение Божией Матери типа Одигитрии, а две боковые — Ильи-пророка и Николая-угодника (70, 232). Эти изображения Колочской иконы не случайны. Николай Чудотворец — святой патрон города Можайска. Илья-пророк, память которого церковь празднует 20 июля, символизирует начало сбора урожая хлеба. В повести о Луке Колочском, по-видимому, не случайно Лука откупается от похитителя иконы странной данью — «овсяным хлебом». Очевидно, здесь мелькает живая черта истории иконы — связь этих событий с праздниками аграрного календаря.

Культ героев античности, свойственный Западу, чужд русской духовной традиции. Чувство чести, сильно притупленное унизительными поездками в Орду и подобострастными поклонами на ханском дворе, проявлялось у русской знати главным образом в спорах за лучшее место за княжеским столом.

Необходимость постоянно держаться в тени предопределила отсутствие ярких отличительных черт у русских князей XIV—XV веков. Об этом иронично писал В. О. Ключевский: «Все московские князья до Ивана III как две капли воды похожи друг на друга, так что наблюдатель иногда затрудняется решить, кто из них Иван и кто Василий» (81, 47).

Средневековая русская история не знает портретов. Только приобщившись к западноевропейской историографической традиции, историки почувствовали вкус к личностному началу в своих повествованиях. Исторические портреты и речи исторических персон — росчерки пера Василия Татищева. Летописец избегал описаний не только внешности правителя, но и его личных качеств. В этом он следовал запросам своих заказчиков, а те — установкам социальной среды, где всякая оригинальность осуждалась как проявление гордости — главного из «семи смертных грехов».

Констатируя бедность красок для исторического портрета, историк всё же улавливает некоторые намёки. В тех случаях, когда личность произвела сильное впечатление на современников, летописец уделяет ей повышенное внимание, сообщает некоторые подробности. Но в сеть истории попадает лишь крупная рыба-

Великий князь Литовский Витовт был одним из самых ярких правителей своего времени. Его образ действий был по преимуществу наступательным. Далеко не все его замыслы оканчивались удачно. Но уже одной Грюнвальдской битвы, в которой он, если верить Яну Длугошу, играл главную роль, достаточно для почётного места в истории. Современник и соперник Витовта, московский великий князь Василий Дмитриевич, громких побед не имел.

Известно, что характерной чертой выдающегося правителя является умение подбирать способных и преданных людей. Что касается Василия I, то его ближнее окружение (московские бояре и удельные князья) мы знаем только по именам и отчествам. Источники не позволяют выделить подлинные таланты в этом однообразном ряду. Исключение составляет, пожалуй, один только князь Владимир Андреевич Серпуховской, в котором мы не столько узнаём, сколько угадываем выдающегося полководца и благородного человека.

Московская правящая верхушка многими нитями связана была с западнорусской и литовской элитой. Семён Гордый был женат на дочери Гедимина. Владимир Андреевич Серпуховской и Борис Константинович Нижегородский — на дочерях Ольгерда. Василий I женился на дочери Витовта Софье. В Москве хорошо знали весь клан литовских Гедиминовичей и особенно — беспокойное сообщество двенадцати сыновей Ольгерда. Летописцы, а стало быть, и современники явно выделяли из них одного — князя Семёна Ольгердовича, более известного на Руси под языческим именем Лугвений, а в Литве — как Лингвен (9, 91).

Трудно сказать, что означает это имя-прозвище. Возможно, ключ к нему таится в глубинах литовского языка. По-литовски ЛЕНГВАС — лёгкий. Есть литовское имя ЛЕНГВЕНИС.

Биография русских князей обычно не имеет ни начала ни конца. Год рождения Лугвения неизвестен, как неизвестен и год его кончины. Его отец Ольгерд скончался в 1377 году. Мать Лугвения, вторая жена Ольгерда тверская княжна Ульяна Александровна, была матерью семерых из двенадцати сыновей великого князя Литовского: 1) Андрея Полоцкого; 2) Владимира Бельского; 3) Ивана Острожского; 4) Якова; 5) Лугвения Волынского; 6) Василия Черторижского; 7) Олелько Киевского.

Таким образом, в жилах Лугвения текла славянская кровь. Возможно, и выбор невесты для молодого княжича определило это обстоятельство. Во всяком случае, Лугвений, насколько известно, никогда не воевал против Москвы или Твери. Летопись называет его Волынским (23, 156; 28, 591). Однако уже сын Лугвения Юрий называл себя «русским князем» (93, 84).

В летописях Лугвений впервые упоминается в 1386 году как участник совместного похода литовских князей Скиригайло, Корибута, Лугвения и Витовта на смоленского князя Святослава Ивановича. 29 апреля 1386 года близ города Мстиславля (прежде смоленского, а недавно захваченного литовцами) произошла упорная битва, в которой литовские князья одержали победу. Смоленский великий князь Святослав Иванович и его братанич (сын брата) Иван были убиты в сражении. Победители осадили Смоленск и заставили жителей заплатить выкуп и принять на княжение «из литовской руки» князя Юрия Святославича. Бедствия смольнян усугубил сильный мор. По свидетельству летописца, в городе осталось всего десять человек (23, 93).

Для литовских князей победа имела большое стратегическое значение. Смоленск был главным форпостом Руси в борьбе с литовской экспансией. Здесь Лугвений, должно быть, впервые вкусил сладость триумфа победителей. Ольгердовичи и Витовт «поидоша восвоя си съ победою великою и славою, победивше многое множество смоленьскаго воинства...» (23, 92).

Летописец явно сочувствует литовским князьям в их войне с князем Святославом Ивановичем Смоленским. Это странное на первый взгляд сочувствие, по-видимому, объясняется моральным фактором. Перед битвой Святослав устроил поголовное истребление всего населения в окрестностях Мстиславля. Необычайная свирепость расправы, возмутившая даже привычного к таким сценам летописца, была вызвана тем, что жители Мстиславля незадолго перед этим перешли под руку Литвы. Гибель смоленского князя и разгром всего смоленского гнезда Рюриковичей в битве под Мстиславлем стали заслуженным возмездием за уничтожение неповинных людей. Сбылись слова Спасителя: «Мне отмщение, Я воздам» (Рим. 12, 19).