Константин Ковалев - Евдокия Московская

Известно, что современники событий и ближайшие потомки воспринимали нашествие Едигея в 1408 году как реальное наказание свыше за новые грехи новых правителей. Ведь до этого довольно долгое время Москва была ограждена от подобных набегов. Даже Тимур повернул в другую сторону от Руси (о чём у нас ещё пойдёт речь). А тут…

Появились различные варианты «Повести о Едигеевом нашествии» (такие, как в Сводах 1412 и 1479 годов, а также в Тверском сборнике), в которых читаем, что в предшествующий набегу Едигея период княжения Василия I вся «земля Русская» сначала вполне благоденствовала и хранилась от вторжений «ограждением Пречистыя Богоматери». Так, как это случилось в 1395 году, при выносе Владимирской иконы и спасении Москвы от Тамерлана. Но что-то случилось, по мнению авторов «Повести», и великий князь вдруг стал пренебрегать советами «старцев» и, возможно, своей матери Евдокии, что, собственно, и привело к стенам столицы Едигея.

Вот что читаем в «Повести о Едигеевом нашествии» (начало XV века): «Юнии старцевъ да почитают и сами едини без искуснейших старцевъ всякого земльскаго правлениа да не самочиннують, ибо красота граду есть старечьство, понеже и Богомъ почтено есть старечство».

В год кончины княгини Евдокии — 1407-й, то есть буквально накануне своего похода на Русь, Едигей собрал ордынское войско и отправился с набегом на… Волжскую Булгарию. Ту самую Булгарию, которую с десятилетие назад разорил Тимур и обошёл с дружиной сын княгини Юрий и которая вряд ли успела оправиться после таких бед…

В тот год, когда княгиня Софья Витовтовна родила наследника, вдруг «погоре град Москва». Тогда же, в 1415-м, летом, июня седьмого дня жители столицы лицезрели пугавшее их явление: «изгибе солнце и скры луча свои от земля в 4 час дни… и звёзды явишася яко в нощи». Почти полное солнечное затмение. А тут, как на грех, случились настоящие беды — мор по всей Русской земле.

В 1417 году вымирали крупнейшие города — Тверь, Новгород, Псков, подмосковный Дмитров да и сама столица. Именно тогда скончались сразу три сына-наследника князя Владимира Храброго. Это стало для семьи, постоянно претендовавшей на свою долю от большого московского пирога, настоящей и уже совершенно непреодолимой трагедией.

Скончался в тот же год от мора и сын Василия I — Иван, «зело превозжеланный ему». Настоящая трагедия для великокняжеской семьи, где наследники не выживали. Не по этим ли причинам Василий Дмитриевич создаёт новый текст своего завещания?! Матушка Евдокия скончалась. Да и главного фигуранта старой духовной грамоты не стало. Надо было отметить это юридически, записав очередной передел всех удельных земель. Он диктует вторую из известных нам духовную грамоту, где опять совершенно не упоминается князь Юрий (как будто его не существует). И уже гораздо смелее называет своего только что родившегося сына — Василия Васильевича — наследником великокняжеского престола. Подпись великого князя заверил по-гречески митрополит Фотий.

Как уже упоминалось, в своей «Истории России с древнейших времён» С. М. Соловьёв указывал на сохранившиеся договорные грамоты великого князя Василия I, в первую очередь с его родными братьями. Уже в них говорилось о том, что братья (кроме Юрия) должны будут соблюдать после кончины отца великое княжение в порядке, но «под сыном его», то есть под сыном Василия. Так формировалось общественное мнение о переменах в наследовании престола.

Василий предпринимал различные попытки уговорить братьев на поддержку изменения сути завещания Дмитрия Донского. Более слабые по положению, они были на его стороне. Но не Юрий, который продолжал стоять на своём.

Князя Юрия неожиданно поддержал самый младший брат — Константин. Тот самый, которого Евдокия родила за несколько дней до кончины Дмитрия Донского и который не был наделён имуществом и уделами в тексте его духовной грамоты.

В первом своём завещании Василий Дмитриевич не мог не отдать кое-что и ему (после, конечно же, своего сына): «А брата своего и сына, князя Константина, благословляю, даю ему в удел Тошню да Устюжну по душевной грамоте отца нашего, великого князя». Но затем, при составлении второго варианта завещания (в 1419 году), Василий заставляет братьев принять старейшинство их юного племянника (которому на тот момент было четыре года).

И тут вдруг Константин выразил свой протест, поддержав Юрия Дмитриевича.

В отместку Василий отнимет у него удел (вновь нарушив завещание Дмитрия Донского), и Константину придётся бежать в Новгород. Но ненадолго. Властолюбивый князь Московский умел убеждать. Деваться было некуда, и младший брат временно согласится с мнением старшего.

В 1422 году князь Юрий похоронит свою супругу — Анастасию. А на Руси начнётся такой страшный голод, что в городах будут употреблять в пищу собак, кошек и павших лошадей. Летописи коротко отметили: «и люди людей ядоша».

Что-то не совсем ладилось у Василия Дмитриевича.

Старший сын Евдокии великий князь Московский скончался 27 февраля 1425 года. Возможно, от эпидемии оспы, которая разгорелась в Москве. Погребение состоялось в Архангельском соборе, у южной стены храма, рядом с отцом — Дмитрием Донским. Ныне на его надгробии мы можем прочитать: «В лето 6933 февраля 27 преставис(я) благоверный князь великий Василей Дмитреевич».

Он ушёл из жизни, успев составить ещё один, третий вариант завещания. Предположительное время написания документа — март 1423 года. Внизу грамоты также есть подпись митрополита Фотия на греческом языке.

К грамоте подвешена печать из жёлтого воска — Василия Дмитриевича. Датировка произведена была по списку XV века, где на обороте листа сохранились две важные надписи: первая — «список з грамоты, что поймал Олексеи з собою в Литву, коли с митрополитом поехал с Фотеем на середохрестье», и вторая — «список с тое грамоты, что пошла к великому князю к Витовту с Олексеем в лето 30 первое, з середохрестья». Средокрестьем назывался день середины Великого поста (среда четвёртой, Крестопоклонной недели поста). Но даже это обстоятельство не замедлило решительных действий митрополита.

В грамоте всё было сформулировано чётко. Великокняжеская власть переходила к сыну — Василию. Он был ещё в возрасте десяти лет, а потому требовался опекун-покровитель. Им могла бы стать мать — Софья Витовтовна. Но для Руси нужен был авторитет посерьёзнее.

Выбор Василия пал на всё ещё могущественного великого князя Литовского Витовта. Да и кто мог предполагать иное?! Даже невзирая на то, что он фактически уже не имел никакого отношения к православию.

Прочтём отрывок из последней духовной грамоты Василия I (начало XV века):

«А приказываю сына своего, князя Василья, и свою княгиню, и свои дети своему брату и тестю, великому князю Витовту, как ми рекл, на Бозе и на нём, как ся имет печаловата, и своей братье молодшей, князю Ондрею Дмитриевичю, и князю Петру Дмитриевичю, и князю Семёну Володимеровичю, и князю Ярославу Володимеровичю, и их братье, по их докончанью, как миркли».