Наталья Громова - Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

Недели через две, как покончу с Достоевским, поеду доживать зиму в Италию. Там и дописывать работу буду. А Вы – уже назад в Россию собираетесь? Зачем так скоро? Стоило ли из-за трех недель столько ездить? А я в Россию вернусь не раньше, чем через месяцев 6, 8. Признаться я не болею desiderium patrial [324] Тоска по родине ( лат. ). . Т. е. на месяца 3 я не прочь. Но надолго!.. не хочется.

Поклонитесь Софье Григорьевне и Мите. Что, собирается Митя проехаться, как он предполагал в Италию? Или уже передумал. Скажите ему, что на несколько дней я готов служить ему спутником. Пишите и Вы. Что, Сара Максимовна не хочет отвечать на мои поклоны или Вы забываете передавать их?

Ваш ЛШ. Адрес: Berne, Villa Frey

34. Варвара Малахиева-Мирович – Льву Шестову

[1906]

[Москва – Берн]

Вот уже месяц скоро, как Вы написали на бланке перевода “письмо завтра”, а это завтра так и не наступило. Знаю Ваше самочувствие при переписке (помню, как Вы сказали – “не могу видеть пера при мысли, что нужно письмо написать”). Но все же, хотя лаконические сведения следовало бы давать друг другу – хотя бы для того, чтобы знать, живой ли адресат, и чтобы этому адресату написать весть такого же содержания.

Кульженко [325] Н.Н. Кульженко. Подробнее о ней см. с. 22. зовет меня давать объяснения иллюстрациям в Булгаковской газете [326] В 1906 г. в Киеве выходила ежедневная религиозно-общественная газета “Народ” Сергея Булгакова. Вышло семь номеров. В Приложении к первому пасхальному номеру за 2 апреля, редактором которого была Н.Н. Кульженко, напечатана ее статья “М.А. Врубель” с иллюстрациями самого художника, а также стихотворения В. Мирович “Кровавой зарею Голгофы…” и “На Голгофу возведенный”. – прибавляет, что это не, наверное, и что, кроме того, это же место обещано Ковальскому. И все мои заработные проекты до сих пор в том же роде не наверное. И кроме того, везде уже есть свой Ковальский, который энергичнее меня, и в то время, когда я только соберусь с силами, чтобы начать, он уже начал и продолжает.

В дело меня решительно не приняли. Пишу детские рассказы “не наверное”, но их обещал пристроить Семён Владимирович [327] С.В. Лурье. в каком-нибудь книгоиздательстве. А пока все то же безденежье и та же необходимость в субсидиях. Если есть обычная сумма для этой цели, пришлите. Если нет, устрою еще где-нибудь заем.

Получена ли Вами тетрадка моя “Дети и революция”? Ее могли бы напечатать в одной из киевских газет [328] В этот период В.Г. М.-М. публиковалась в детских и взрослых журналах (несколько стихотворений в “Русской мысли” и театральных рецензий в “Мире искусства”). В 1904 г. были изданы переведенная ею “Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим” и книга детских стихов и рассказов “Снежинки” (СПб.). В 1907 г. опубликованы некоторые из “Летних сказочек не для детей” (РМ. 1907. № 5. С. 62–73.). Также выходит множество ее театральных рецензий, в т. ч.: “Горе от ума” на сцене московского Художественного театра // Речь. 30 сентября (13 октября), в 1916 г. – рецензирует премьеру в Художественном театре пьесы Д.С. Мережковского “Будет радость” (РМ. № 3. С. 24). . Здесь испугались. Читала Ваш “Пророческий дар”.

Неужели всегда “накануне” – и ничего кроме “накануне”… Но об этом молчание. Есть в Campo-Santa в Генуе бронзовый ангел. Стоит у двери склепа, приложив палец к устам. Когда я его видела, это было 10 лет тому назад, это была “красота молчания” – волнующего тогда молчания. Ничего другого я в молчании не видела. Теперь она мне представляется тем пеплом, которым засыпан Геркуланум [329] Древнеримский город, уничтоженный в 79 г. извержением Везувия. , погасив жизнь, звуки прахом…

35. Варвара Малахиева-Мирович – Льву Шестову

20 января (2 февраля) 1921

Москва – Париж

Восемь дней тому назад, в ночь с 12-го на 13-е около полуночи скончалась Надежда Сергеевна [330] Н.С. Бутова. Подробнее о ней см. с. 196–200. . При ней была Елиз. Мих. Доброва и та женщина из Алексеевского Братства, которая за Надеждой Сергеевной во время болезни с величайшей преданностью ухаживала.

Последние дни Надежды Сергеевны (болела она три месяца) были полны таких нестерпимых мук, что все, кто любил ее, ждали кончины ее, как вести освобождения. И все-таки – по Писанию приходит “день судный – как тать в нощи” – и никто не бывает в достаточной мере готов к смерти близких.

Я видела Надежду Сергеевну за три дня до смерти. Я знала, что она тяготится тем, чтобы смотрели на ее измененное болезнью лицо и не смотрела на нее. Она тяжело дышала со стонами и хрипами и почти не могла говорить. Но так как она позвала меня – за две недели перед этим не хотела видеть ни меня, ни кого другого, кроме духовника – я не уходила и ждала, что она скажет. Она сказала: Дух ушел. Душе тяжко расставаться с плотью. Вся жизнь в неправде, все – неправда. Бог милосерд и ко мне и к людям. Никто не знает, что такое болезнь. А потом спросила про мою мать, про брата и меня с прежней, здоровых дней, заботой.

Больше я ее не видела. В первое утро после кончины она лежала в своей комнате уже с таким лицом, какого я не знала, и была не она. Ее был только отпечаток великой скорби, какой иногда появлялся на нем. С ним она и ушла от нас.

Братство оплакивало ее, как своего учителя жизни и как свое несравненное духовное сокровище. Священники – наиболее известные в Москве, говорили над нею слова о том, что она знала больше их о пути к Богу.

Я тяжело заболела и при всем этом уже не присутствовала. Каждый день те, кто навещали меня, спрашивали: написала ли я Вам. Я сочла это каким-то указанием. И хотя моя душа, с тех пор как мы расстались с Вами на Харьковском вокзале, онемела, как я думала, уже до конца, оказалось, что есть слова какие-то и что Вы живы в ней. Помоги Вам Бог во всем – и больше всего в смертный час.

36. Варвара Малахиева-Мирович – Льву Шестову

4 сентября 1923

Сергиев Посад – Париж

Лиля [331] Елагина (Шик) (1895–1931) Елена Владимировна – актриса Вахтанговского театра, в детском возрасте была ученицей В.Г. Малахиевой-Мирович. привезла мне Ваши приветы, Лев Исаакович. Издалека – точно из другого существования. Но странное было чувство – точно не прерывалось общение духовное на годы – на годы, имеющие право считаться каждый за десятилетие.

И другое было странное – и хорошее – чувство. Незначительной и как бы вовсе не существовавшей ощутилась та горечь, какая за эти годы вставала при Вашем образе. Человек не обязан быть иконой для другого человека. И вообще, ничего он не обязан, кроме того, к чему он сам обяжется из глубины своей совести. А эти глубины как раз не от него зависят. Вот видите, опять “философия и литература”. Так уж нам с Вами суждено – по гроб жизни. Он не очень далек от нас этот гроб, и вряд ли по эту сторону его мы увидимся. И я рада, что захотелось и смоглось сказать Вам, что все блага, все пусть будут благословенны, что приходят от Вас на мою дорогу. Великая неподкупность и героический труд и чистота Ваших поисков истины были и есть для меня источником, обновляющим душевные силы. Вы, может быть, и знали это, но после долгого молчания захотелось Вам сказать об этом еще раз.