Наталья Громова - Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

Что будешь слышать о Ланге, напиши. Что касается до волны петербургских знакомых, она пока та же, что и весной. С Меньшиковым вижусь довольно часто, но тон нашего знакомства меня уже смущает – слишком интимно. Гайдебуров также назначает мне частые аудиенции с обедом, с музыкой и стихотворениями, длинные тет-а-тет, которые хороши тем, что он играет Шумана, как бог музыки и меланхолий. Кроме того, он тонко понимает стихотворения. Вчера я не заметила, как прошла такая аудиенция, длившаяся 4 часа. А это уже много! Затем, к соблазну дворника и жильцов, он провожал меня в карете в мой закоулок. И я прихожу после музыки, после разговоров о лотосах и звездах в комнату, где мне подают горох с луком, а на стенах шевелятся массивные тараканы. И иногда я думаю, как это случилось, что я человек, а не нота какого-нибудь оркестра, не снежинка, растаявшая в воздухе.

Приписки на полях:

Николая решила оставить в Петербурге – нашелся великолепный учитель.

Костю милого хорошего и тебя крепко целую. Привет всем, кто не забыл меня.

Целую беленький хохолок А-ай, розовый носик Лены, голубые глазки Нины и всю мордочку Женечки.

14. 9 октября 1898

Санкт-Петербург – Киев

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

VIII (так!)

IX

X

Вава

15. [Санкт-Петербург – Киев]

Дорогой Нилок!

Грустно, что у вас в милом Киеве может быть непогода на душе. Поля в твоей лихорадке оставила ли тебя. Напиши что-нибудь о детях – какой-нибудь исторический анекдот, говорящий о их гениальности (не гениальных детей нет), или про их глупости. Какие слова говорит Ай? Нина начинает читать или петь? Перестала ли Лёка превращаться в соляной столб воплощенного упрямства, и все такой же плакса Женька или нет, и поумнел ли он. Как хотелось бы посидеть с ними вечером!

В твой приезд в Петербург не могу уверовать, пока не увижу тебя в своей комнате. Впрочем, если бы ты достала билет – тогда это было бы осуществимо. Остановилась бы у меня, за обед платила бы 30 копеек в день и копеек 30 тратила бы на конки. Все остальное тебе ничего не стоило бы. Думаю, что в январе я буду здесь.

Меньшиков так описал мне Ямполь и другие геологии, что пропала охота ехать – говорит: сплошное ханжество, самодовольство или жесточайший разлад.

Касательно моих стихотворений должна со смущением добавить и разъяснить, что все-таки это не письмо, а, так сказать, “перл создания”, т. е., вещь преувеличенная и сгущенная. На самом деле, все проще и разнообразнее, и, кажется, я не похожа на инокиню. Отчего Таля ни словечка не пишет? И выйдет ли, наконец, этот злополучный Собор? Макс зовет меня в Киев – предполагает взять Ж. и Ис. Но это еще не наверное.

Бедняжка Настя скитается по Москве без работы и без денег. Бедная Лиза доживает последние дни и страшно мучается. Таковы новости. Кстати, когда будешь в “Киевском Слове”, осведомься и о новых фельетонах, употреблять их или оставить “впрок” на зиму (“Думы о счастьи и о писательстве” и “О ненавидящих тело”). Сейчас читаю “Подросток”. Какая дивная вещь по замыслу, по типам, по бездонной глубине и паутинной тонкости психологии. Нынче так не пишут. Перечитала свои рассказы и с отвращением к ним и с радостью, что еще не поздно, решила не затевать издания. Глазурь или Лазурь, если только сам имеет какие-либо основания желать этого, пусть придет, но пусть заранее предупредит открыткой – я часто гуляю с Николей по вечерам, или бываю в библиотеке.