Билл Клинтон - Моя жизнь

К списку Холбрука я бы добавил шестой фактор: некоторые европейские лидеры не очень хотели иметь в центре Балкан мусульманское государство, опасаясь, что оно может стать базой для экспорта экстремизма, то есть страшась результата, который их бездействие делало не менее, а более вероятным.

Для меня выбор возможных вариантов действий был ограничен теми укоренившимися позициями, которые существовали до того, как я вступил в должность президента. Например, я не хотел выступать вместе с сенатором Доулом за одностороннюю отмену эмбарго на поставки оружия, опасаясь ослабить ООН (хотя впоследствии мы фактически сделали это, отказавшись обеспечивать проведение этого запрета в жизнь). Я также не хотел вносить раскол в альянс НАТО, начав в одностороннем порядке бомбардировки военных позиций сербов, особенно потому, что на месте находились выполнявшие миссию ООН военнослужащие европейских стран, а американских военных там не было. Я также не хотел посылать туда американские войска с тем, чтобы они встали на пути зла, на основе мандата ООН, который, как я считал, обречен на провал. В мае 1993 года мы все еще были очень далеки от решения этой проблемы.

В конце первых ста дней пребывания на посту нового президента пресса всегда дает оценку того, насколько успешно новая администрация выполняет данные во время предвыборной кампании обещания и решает другие появившиеся задачи. По общему мнению обозревателей, моя деятельность в начале пребывания на посту президента была неоднозначной. Если говорить о позитивной стороне, то я создал в Белом доме Национальный совет по экономике, разработал амбициозную программу, чтобы изменить положение в экономике, которая в течение двенадцати лет была ориентирована на «просачивание богатства», и добился некоторых успехов в Конгрессе. Я подписал закон «О медицинском отпуске и отпуске по семейным обстоятельствам» и закон об «автоизбирателях», чтобы облегчить их регистрацию. Я пересмотрел политику Рейгана — Буша в отношении абортов, включая запрет на исследование эмбриональной ткани и запрещение обсуждения этого вопроса.

Я уменьшил число сотрудников Белого дома, хотя их рабочая нагрузка увеличилась: например, за первые три с половиной месяца мы получили больше корреспонденции, чем поступило в Белый дом за весь 1992 год. Я также распорядился сократить общую численность федеральных служащих на 100 тысяч человек и поручил вице-президенту Гору руководить поиском новых областей для экономии и более эффективных методов служения американскому народу на основе инициативы «преобразования правительства на новой основе», заметные позитивные результаты которой, в конечном счете, доказали, что скептики ошибались. Я направил в Конгресс законопроекты, предусматривавшие учреждение моей программы национальной службы, удвоение объема налогового кредита на заработанный доход и создание зон развития в бедных общинах, а также значительное снижение расходов на займы для обучения в колледжах, сэкономив миллиарды долларов как для студентов, так и для налогоплательщиков. Я ускорил осуществление реформы системы здравоохранения и принял активные меры для укрепления демократии и проведения реформ в России. Мне также повезло, поскольку у меня были активные и способные сотрудники и члены кабинета, которые, не считая утечек информации, хорошо работали, без злословия и внутренних распрей, характерных для многих предыдущих администраций. После медленного старта в первые сто дней своего президентства я сделал больше кадровых назначений, чем Рейган или Буш за тот же период времени, что было совсем неплохо, учитывая, насколько громоздким был весь этот процесс, сопровождавшийся вмешательствами извне. Сенатор Алан Симпсон из штата Вайоминг, остроумный организатор фракции республиканцев, как-то в разговоре со мной пошутил, что процесс назначений был настолько усложненным, что он «не захотел бы даже пообедать с тем, чью кандидатуру утверждал Сенат Конгресса США».

Что касается негативной стороны, то из-за возраставшего дефицита я временно отказался от снижения налогов для среднего класса; из-за обструкции республиканцев потерпел поражение в борьбе за утверждение программы стимулирования экономики; продолжил проводившуюся Бушем политику насильственного возвращения гаитянских беженцев на родину, хотя мы принимали больше гаитян, используя другие возможности; не смог отменить запрет на службу гомосексуалистов в вооруженных силах; отложил представление программы реформы системы здравоохранения на более поздний срок, а не сделал это в первые сто дней, как было намечено раньше; неправильно повел себя в вопросе публичного освещения штурма в Уэйко; не смог убедить Европу поддержать призыв США занять более решительную позицию в Боснии, хотя мы увеличили гуманитарную помощь этой стране, ужесточили санкции против Сербии, добились создания зоны, закрытой для полетов, и обеспечили соблюдение этого запрета.

Одна из причин, по которым моя «оценочная ведомость» была неоднозначной, заключалась в том, что я пытался очень много сделать в условиях оппозиции республиканцев и сложного отношения американского народа к тому, в каких масштабах может или должно действовать правительство. В конце концов, людям двенадцать лет говорили: причина всех наших проблем — в правительстве, и оно настолько некомпетентно, что не сможет организовать парад, даже если в нем будут участвовать всего два автомобиля. Я явно переоценил свои возможности, действуя в такой спешке. Страна более десяти лет двигалась в определенном направлении, жила в политической ситуации раскола, в то время как американцев успокаивали избитыми фразами о том, какая мы великая страна, и совершенно иллюзорными утешениями, что сегодня мы будем расходовать больше и брать меньше налогов, игнорируя последствия такой политики для завтрашнего дня. Для того, чтобы полностью изменить ситуацию, понадобилось гораздо больше ста дней.

Помимо темпов перемен я, возможно, переоценил масштабы изменений, которых могу добиться, а также то, какую их часть будет готов принять американский народ. Анализируя мою деятельность в одном из исследований, подготовленных после первых ста дней, политолог из Университета Вандербилта Эрвин Харгроув отметил: «Я спрашиваю себя: не слишком ли разбрасывается президент?» Вероятно, он был прав, однако предстояло так много сделать, и я неустанно пытался браться за все одновременно, пока на промежуточных выборах 1994 года избиратели не нанесли мне сильный удар. Считая, что нужно действовать как можно быстрее, я забыл о другом своем законе политической деятельности: люди выступают за преобразования в целом, но против конкретных перемен, если они затрагивают их лично.