Билл Клинтон - Моя жизнь

История со стрижкой была нелепой, и я не слишком правильно отреагировал на создавшуюся ситуацию, поскольку вышел из себя, а гнев — это всегда ошибка. Любителей сенсационных новостей особенно привлекло то, что Кристоф был голливудским парикмахером. Многих людей в вашингтонских политических кругах и прессе связывают с Голливудом отношения любви-ненависти. Им нравится общаться с кино- и телезвездами, однако они считают политические интересы и обязательства тех, кто представляет индустрию развлечений, менее законными, чем их собственные. По существу, большинство людей в обеих группах — хорошие граждане, у которых много общего. Кто-то однажды сказал, что политика — это шоу-бизнес для некрасивых людей.

Несколько недель спустя газета Newsday , выходящая на Лонг-Айленде, получила учетные документы Федерального управления гражданской авиации о полетах в аэропорту Лос-Анджелеса в тот злополучный день, доказывавшие, что задержки взлетов и посадок самолетов, о которой ранее сообщалось, никогда не было. USA Today и некоторые другие газеты тоже опубликовали исправленные данные.

Одна из причин, по которым историю со стрижкой продолжали муссировать, а неверные сведения не были исправлены, не имела непосредственного отношения к этой истории. 19 мая по совету Дэвида Уоткинса, который руководил административной деятельностью в Белом доме, и с согласия юридического отдела Белого дома Мак Макларти уволил семь сотрудников отдела поездок Белого дома. Этот отдел полностью берет на себя организацию командировок представителей печати, когда они сопровождают президента, и направляет их работодателям счета на оплату расходов. Мы с Хиллари обратились к Маку с просьбой проверить работу отдела поездок Белого дома, поскольку ей передали, что он фрахтовал самолеты для своих чартерных рейсов не на конкурсной основе. Репортер Белого дома пожаловался мне на плохое питание и большие расходы. После того как проверка, проведенная аудиторской фирмой KPMG Peat Marwick, выявила не учтенные должным образом 18 тысяч долларов и другие нарушения, некоторые сотрудники этого отдела были уволены.

Я однажды рассказал Маку о жалобе журналиста и забыл об отделе поездок до тех пор, пока не было объявлено об этих увольнениях. Реакция представителей прессы была крайне негативной. Им нравилось, как их обслуживали, особенно во время поездок за границу. Они годами работали с людьми из отдела поездок и не могли себе представить, что те могли сделать что-то плохое. По мнению многих журналистов, сотрудники этого отдела, по существу, работают на них, а не на Белый дом, и они полагали, что их следовало по меньшей мере уведомить, а может быть, и постоянно консультироваться с ними, когда шло расследование. Несмотря на эту критику, реформированный отдел поездок при меньшей численности персонала и с меньшими затратами оказывал представителям прессы те же самые услуги, что и прежде.

Дело с отделом поездок оказалось особенно наглядным примером столкновения культур новой администрации Белого дома и сложившейся политической прессы. Директору отдела поездок впоследствии предъявили обвинение в растрате, поскольку на его личном банковском счете были обнаружены средства этого подразделения, и, согласно сообщениям печати, он предложил, что в обмен на смягчение обвинения признает себя виновным и пробудет несколько месяцев в тюрьме. Однако прокурор настоял на привлечении директора к ответственности по обвинению в совершении уголовного преступления. После того как несколько известных журналистов выступили в его пользу в качестве свидетелей, дающих показания о репутации и поведении обвиняемого, он был оправдан. Несмотря на расследование деятельности отдела поездок, проведенное Белым домом, Главным контрольно-финансовым управлением, ФБР и независимым юридическим отделом, не было обнаружено никаких доказательств правонарушений, злоупотребления служебным положением или преступных деяний со стороны сотрудников Белого дома; никто также не оспаривал, что в отделе поездок существовали неудовлетворительное управление и финансовые проблемы, которые выявила аудиторская фирма KPMG Peat Marwick.

Я просто не мог поверить, что американский народ смотрит на меня, прежде всего, через призму истории со стрижкой, событий вокруг отдела поездок и проблемы службы гомосексуалистов в вооруженных силах. Вместо того чтобы представлять меня как президента, борющегося за изменение Америки к лучшему, меня изображали как человека, который отказался от простой, непритязательной жизни ради роскоши; как либерала, неспособного ни на что новое, с которого сорвали маску умеренного политика. Я выступил на телевидении в Кливленде, где дал интервью, после которого один человек заявил, что больше не поддерживает меня, потому что я трачу все свое время на проблему службы гомосексуалистов в вооруженных силах и на Боснию. Я ответил, что недавно проанализировал, как распределял свое время в первые сто дней своего президентства: 55 процентов тратил на экономику и здравоохранение, 25 процентов— на внешнюю политику, 20 процентов— на другие вопросы, касающиеся внутренней жизни страны. Когда он спросил, сколько времени я потратил на проблему службы гомосексуалистов в вооруженных силах и я ответил, что всего несколько часов, этот человек просто сказал: «Я вам не верю». Ему было известно только то, о чем он читал в газетах и что видел по телевизору.

Встреча в Кливленде и неприятности, связанные с историей с прической и ситуацией вокруг отдела поездок, были наглядными уроками, которые показали, как мало все мы, аутсайдеры, знаем о том, какие именно приоритеты важны для Вашингтона, и как это непонимание может помешать нам объяснить, что конкретно мы стремимся улучшить в областях, действительно имеющих значение для остальной Америки. Через несколько лет Дуг Сосник, один из моих самых остроумных сотрудников, пустил в обращение фразу, хорошо передававшую, в какую трудную ситуацию мы тогда попали. Когда мы собирались отбыть в Осло, чтобы содействовать продвижению вперед мирного процесса на Ближнем Востоке, Шарон Фармер, афроамериканка с очень живым характером, которая была моим фотографом, сказала, что не рвется посетить холодную Норвегию. «Все в порядке, Шарон, — заметил Дуг. — Для тебя это не “игра на своем поле”. Никому не нравится “игра на чужом поле”». В середине 1993 года я все еще надеялся, что все мое президентство не будет одной долгой «игрой на чужом поле».

Я серьезно обдумал трудное положение, в котором оказался. По моим представлениям, корни проблемы были таковы: сотрудники Белого дома имели небольшой опыт и слишком мало контактов со сложившимися центрами влияния в Вашингтоне; мы стремились одновременно решить слишком много задач, что создавало ощущение неразберихи и не формировало у народа представления о том, чего мы реально добились; отсутствие четкого и ясного освещения нашей деятельности в печати приводило к тому, что из-за второстепенных проблем создавалось впечатление, будто я руководил страной как сторонник левых позиций в культурном и политическом планах, а не как энергичный центрист, как я обещал. Это впечатление усиливалось из-за беспрерывных нападок республиканцев, постоянно твердивших, что моя бюджетная программа предусматривает только значительное увеличение налогов и ничего больше, а также из-за того, что я не вижу существующих серьезных политических препятствий. Получив на выборах 43 процента голосов, я недооценил, насколько трудно будет изменить ситуацию в Вашингтоне после того, как двенадцать лет проводился совершенно другой курс, и насколько раздражающими в политическом и даже в психологическом отношении могут быть перемены для основных игроков в Вашингтоне. Многие республиканцы, прежде всего, не считали мое президентство законным и действовали соответственно; и Конгресс, где демократическое большинство поступало по-своему, а республиканское меньшинство всячески старалось доказать, что я слишком либерален и не могу управлять страной, был не способен принимать все законопроекты, за которые я выступал, так быстро, как мне бы этого хотелось.