Билл Клинтон - Моя жизнь

Арафат активно использовал язык жестов для того, чтобы обратиться к израильтянам, и жесткие слова, чтобы убедить сомневающихся у себя на родине. Рабин сделал обратное. В своей речи он был сердечным и искренним по отношению к палестинцам, а теперь использовал язык телодвижений для того, чтобы успокоить сомневающихся в Израиле. Все время, пока выступал Арафат, Рабин выглядел напряженным и настроенным скептически. Казалось, он чувствует себя настолько неловко, что умирает от желания вообще отказаться говорить. Разная тактика, которую использовали эти два стоявших рядом политика, благодаря яркому контрасту производила поразительное впечатление. Я подумал, что надо будет учесть это на будущих переговорах с ними. Однако мне не следовало беспокоиться. Благодаря уважению Арафата к Рабину и поразительной способности израильского лидера понимать его менталитет между двумя руководителями очень скоро сложились прекрасные рабочие отношения.

Я закончил церемонию, сказав потомкам Исаака и Исмаила, детям Авраама: «Шолом, салам, мир» и призвал их «выступать в роли миротворцев». После этого мероприятия у меня состоялась короткая встреча с Арафатом и неофициальный ланч с Рабином. Ицхак выглядел утомленным после длительного перелета; к тому же его переполняли эмоции, вызванные произошедшим событием. Это был поразительный поворот в его богатой событиями жизни, значительную часть которой он провел на военной службе, сражаясь с врагами Израиля, в том числе с Арафатом. Я спросил, почему он решил поддержать переговоры в Осло и выработанные на них соглашения. Как объяснил мне Рабин, он стал понимать, что территория, которую Израиль оккупировал в 1967 году, больше не нужна для обеспечения безопасности страны и, по существу, стала источником нестабильности. Рабин подчеркнул, что, как показала начавшаяся несколько лет назад интифада, оккупация территории, где живет множество недовольных людей, не укрепляет безопасность Израиля, а напротив, делает его более уязвимым для нападений изнутри. Затем, когда во время войны в Персидском заливе Ирак обстрелял Израиль ракетами «Скад», Рабин понял, что эту землю нельзя считать и буфером безопасности, страхующим от нанесения ударов извне с применением современного оружия. И, наконец, по его словам, если бы Израиль навсегда оставил за собой Западный берег реки Иордан, ему пришлось бы решать вопрос, следует ли разрешить живущим там арабам голосовать на выборах в Израиле, как это делали те из них, кто жил в границах территории, существовавшей до войны 1967 года.

Если бы эти палестинцы получили право голосовать, то, учитывая их высокий уровень рождаемости, Израиль через несколько десятилетий перестал бы быть еврейским государством. Отказ же в праве на голосование означал бы, что Израиль уже не демократическая страна, а государство с режимом апартеида. Поэтому, как отметил Рабин в заключение, Израилю следует отступиться от этой территории, однако лишь в том случае, если отказ от нее обеспечит реальный мир и нормальные отношения с его соседями, особенно с Сирией. Рабин считал, что еще до окончания процесса урегулирования с палестинцами или вскоре после него он сможет заключить соглашение с президентом Сирии Хафезом Асадом. На основе моих бесед с Асадом я пришел к такому же мнению.

Со временем с аналитической оценкой значения Западного берега реки Иордан для Израиля, данной Рабином, согласятся многие израильтяне — сторонники мира, однако в 1993 году она была абсолютно новой, прозорливой и смелой. Он вызывал мое восхищение еще до того, как мы с ним встретились в 1992 году, однако в тот день, наблюдая за выступлением Рабина на этой церемонии и слушая выдвигаемые им аргументы в поддержку мира, я понял его величие как руководителя и величие его духа. Я никогда не встречал такого человека, как он, и очень хотел помочь ему осуществить мечту о мире.

После ланча Рабин и израильская делегация вылетели на родину для участия в Самых святых днях (Рош-Хашана, как называется израильский Новый год), и им предстояло убедить в необходимости этого соглашения кнессет, парламент Израиля, причем они намеревались сделать остановку в Марокко, чтобы информировать о достигнутой договоренности короля Хасана, который занимал в отношении Израиля умеренную позицию.

В тот вечер мы с Хиллари устроили праздничный обед для примерно двадцати пяти супружеских пар, включая президента и госпожу Картер, президента и госпожу Форд и президента Буша, а также шестерых из девяти ныне живущих госсекретарей и лидеров Конгресса от демократической и республиканской партий. Президенты согласились приехать на обед не только для того, чтобы отметить успех в деле установления мира на Ближнем Востоке, но и потому, что на следующий день начиналась публичная кампания в поддержку НАФТА, и они должны были в ней участвовать. В этот вечер я пригласил всех в мой кабинет на этаже, где находилась наша резиденция, и мы сфотографировались на память о редком в американской истории случае, когда четыре президента вместе обедали в Белом доме. После обеда супруги Картер и Буш приняли наше приглашение остаться на ночь, а супруги Форд его отклонили по очень убедительной причине: они заказали номер люкс в вашингтонском отеле, в котором провели свою первую ночь как супружеская пара.

На следующий день продвижение к миру продолжалось — израильские и иорданские дипломаты подписали соглашение, приблизившее их к окончательному достижению мира. Несколько сотен еврейских и американских предпринимателей арабского происхождения собрались в Госдепартаменте, чтобы договориться о совместных инвестициях в населенные палестинцами районы, когда там будут созданы достаточно мирные условия для стабильного развития экономики.

Тем временем в Восточном зале Белого дома другие президенты вместе со мной приняли участие в церемонии подписания дополнительных соглашений к НАФТА. Я подчеркнул, что Североамериканское соглашение о свободе торговли окажет позитивное влияние на экономику США, Канады и Мексики, создав колоссальный рынок из примерно 400 миллионов человек; что оно укрепит лидерство США в нашем полушарии и в мире; и что если это соглашение не будет утверждено Конгрессом, потеря рабочих мест из-за конкуренции со стороны Мексики, где зарплата ниже, будет более, а не менее вероятной. Тарифы в Мексике были в 2,5 раза выше, чем в нашей стране, и в то же время крупнейшим покупателем американских товаров оставалась Канада. Постепенная отмена тарифов должна была обеспечить нам только позитивные результаты.

Затем в поддержку НАФТА выступили президенты Форд, Картер и Буш. Все выступления были удачными, однако речь Буша оказалась особенно эффективной, остроумной и великодушной по отношению ко мне. Он похвалил мое выступление, сказав: «Теперь я понимаю, почему он смотрит наружу изнутри, а я нахожусь снаружи и заглядываю внутрь». Выступления президентов обеспечили двухпартийную поддержку этой кампании, а мы нуждались в любой помощи, которую только могли получить. Против НАФТА активно выступала коалиция либеральных демократов и консервативных республиканцев, поскольку и те, и другие опасались, что более открытые отношения с Мексикой будут стоить Америке потери хороших рабочих мест и не помогут простым мексиканцам, которым, по их мнению, будут и впредь недоплачивать и которые будут по-прежнему перерабатывать, независимо от того, сколько денег получат их работодатели от торговли с США. Я знал, что вторая часть их рассуждений, возможно, верна, но верил в необходимость НАФТА не только для налаживания наших отношений с Мексикой и Латинской Америкой, но и для выполнения нашего обязательства построить более целостный и в большей степени основанный на сотрудничестве мир.