Билл Клинтон - Моя жизнь

Накануне вечером я лег спать непривычно рано для меня — в десять часов, и поэтому проснулся в три часа ночи. Заснуть мне больше не удалось, поэтому я взял Библию и прочел всю Книгу Иисуса Навина. Это побудило меня изменить некоторые фразы в моем выступлении. Я также решил надеть синий галстук с золотыми трубами, напоминавшими мне о тех, в которые трубил Иисус Навин под стенами Иерихона. Теперь эти трубы должны были возвестить о наступлении мира, благодаря которому Иерихон будет возвращен палестинцам.

В это утро у нас возникли две небольшие проблемы. Когда мне сказали, что Арафат намерен появиться в своей традиционной одежде — в куфии и военной форме оливково-зеленого цвета и, возможно, захочет взять с собой револьвер, который обычно носит на бедре, я дал ему знать, чтобы он пришел без оружия. Арафат должен был прибыть сюда, чтобы заключить соглашение о мире, а револьвер создал бы совершенно противоположное впечатление. Безусловно, он и безоружный будет в полной безопасности. Арафат согласился прийти без револьвера. Увидев, что в соглашении их именуют «палестинской делегацией», а не Организацией освобождения Палестины (ООП), палестинцы заупрямились, и Израиль согласился на название, которое было для них наиболее предпочтительным.

Еще одна проблема заключалась в том, обменяются ли Рабин и Арафат рукопожатием. Я знал, что Арафат к этому стремится. До прибытия в Вашингтон Рабин тоже заявлял, что готов пожать Арафату руку, «если это потребуется», однако я понимал, что он этого не желает. Когда Рабин прибыл в Белый дом, я поднял эту тему. Он не хотел давать такого обещания и рассказал мне, скольких молодых израильтян похоронил из-за Арафата. Я заявил Ицхаку, что если он действительно привержен миру, ему надо пожать руку Арафату, чтобы доказать это: «Весь мир будет наблюдать за вами, и люди ожидают именно рукопожатия». Рабин вздохнул и своим глубоким усталым голосом сказал: «Я думаю, что мир не заключают с друзьями». «Значит, вы это сделаете?» — спросил я. Он резко ответил: «Хорошо. Но никаких поцелуев». Традиционное арабское приветствие — поцелуй в щеку. Рабин не хотел этого ни в коем случае.

Я знал, что Арафат — великий шоумен и что он постарается поцеловать Рабина после рукопожатия. Мы решили, что сначала я пожму руку каждому из них, а затем как бы подтолкну их друг к другу. Я был уверен, что если Арафат не поцелует меня, он не попытается поцеловать и Рабина. Когда мы обсуждали этот вопрос в Овальном кабинете с Хиллари, Джорджем Стефанопулосом, Тони Лэйком и Мартином Индиком, Тони сказал, что знает способ, как пожать руку Арафату и избежать поцелуя. Он описал мне эту процедуру, и мы немного потренировались. Я изображал Арафата, а он — меня и показывал мне, что делать. Когда я пожал ему руку и приблизился, чтобы поцеловать, он положил кисть своей левой руки на сгиб локтя моей правой руки и сжал его; это меня остановило. Затем мы поменялись ролями, и я повторил этот маневр по отношению к нему. Мы попрактиковались еще несколько раз, пока у меня не появилась уверенность, что Арафат не прикоснется к щеке Рабина. Мы все смеялись над сложившейся ситуацией, но я знал, что для Рабина очень важно избежать этого поцелуя.

Перед самой церемонией все три делегации собрались в Голубом зале на главном этаже Белого дома. Израильтяне и палестинцы не разговаривали друг с другом на публике, поэтому американцы подходили то к одной, то к другой делегации, которые в это время двигались по краям зала. Мы выглядели, как группа неуклюжих подростков на медленно двигавшейся карусели.

К счастью, это продолжалось недолго, и мы спустились вниз по лестнице, чтобы начать церемонию. Арафат, Рабин и я на мгновение остались одни, в то время как все остальные один за другим выходили из зала. Арафат поздоровался с Рабином и протянул ему руку. Руки Ицхака были сцеплены за спиной. Он резко сказал: «Снаружи». Арафат только улыбнулся и кивнул головой в знак того, что он его понимает. Затем Рабин сказал: «Знаете, нам придется очень упорно трудиться для того, чтобы это сработало». Арафат ответил: «Я знаю и готов внести свою лепту».

Мы вышли на улицу, где в этот день в конце лета ярко светило солнце. Я начал церемонию с короткого приветствия и со слов благодарности, поддержки и поощрения, обращенных к руководителям делегаций, и дал высокую оценку их решимости добиться «мира смелых». Перес и Аббас выступили после меня с короткими речами, а затем сели за стол, чтобы подписать соглашение. За этой процедурой наблюдали Уоррен Кристофер и Андрей Козырев, в то время как Рабин, Арафат и я стояли позади них и чуть правее. Когда подписание соглашения было завершено, все взоры присутствующих обратились к руководителям делегаций. Арафат стоял слева от меня, а Рабин — справа. Я пожал руку Арафату, применив блокирующий маневр, в котором попрактиковался. Затем повернулся и пожал руку Рабину, после чего отступил из пространства между ними и обеими руками подтолкнул их друг к другу. Арафат протянул руку все еще не желавшему рукопожатия Рабину. Когда и Рабин протянул свою руку, в толпе послышался вздох облегчения, а потом, когда они обменялись рукопожатием без поцелуев, раздался гром аплодисментов. Их приветствовал весь мир, кроме твердолобых участников выступлений протеста на Ближнем Востоке, стремившихся разжигать насилие, и демонстрантов перед Белым домом, заявлявших, что мы ставим под угрозу безопасность Израиля.

После рукопожатия Рабина и Арафата госсекретарь США Кристофер и министр иностранных дел России Козырев выступили с краткими заявлениями, а затем к микрофону подошел Рабин. Он говорил по-английски, вдохновенно, как ветхозаветный пророк, обращаясь непосредственно к палестинцам: «Мы обречены судьбой жить вместе, на одной и той же почве, на одной и той же земле. Мы, солдаты, которые вернулись с полей битв, обагренных кровью... громко и ясно говорим вам сегодня: довольно крови и слез, довольно!.. Мы, как и вы, люди — люди, которые хотят построить дом, посадить дерево, любить и достойно жить рядом с вами, как люди, как свободные люди». Затем Рабин напомнил цитату из Экклезиаста: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться и время умирать... Время убивать и время врачевать... Время войне и время миру» и добавил: «Время для мира наступило». Это была замечательная речь. Рабин использовал ее для того, чтобы обратиться к своим противникам.

Пришло время выступать Арафату, который выбрал другую тактику. Он уже использовал улыбки, дружественные жесты и энергичное рукопожатие с Рабином, чтобы показать свои намерения израильтянам. Теперь же ритмичным певучим голосом Арафат говорил по-арабски со своим народом, рассказывая о своих надеждах на мирный процесс и подтверждая законность его устремлений. Как и Рабин, он поддерживал мир, однако с оговоркой: «Наш народ не считает, что, воспользовавшись своим правом на самоопределение, он нарушит права соседей или нанесет ущерб их безопасности. Скорее, если мы не будем больше считать, что нам причинили вред и что мы страдаем от исторической несправедливости, это будет самой прочной гарантией сосуществования и открытости между двумя нашими народами, а также будущими поколениями».